Графиня широко раскинула крылья, крича о важности рук для музыкальной карьеры, – Фердинанд пиликал на скрипочке и собирался поступать в филармонию… Или в консерваторию?.. В общем, руки были ему нужны.
– …а что касается девочки, ей точно не нужно учиться таким вещам! От верховой езды страдают при родах, – продолжала она.
Я подавилась: что-оа? Все знали, как серьезно наш граф относится к родам. У него самого было шестеро сыновей.
– Это все глупости! – заявила я.
– Что ты в этом понимаешь? – возразила Марита.
Лизель мгновенно включилась, взяв на себя Мариту и я умоляюще посмотрела на Себастьяна. Он все еще мне благоволил, хотя уже не сажал к себе на колени, как раньше. И я все силы собрала, пытаясь казаться очаровательной.
– Но я хочу учиться!
Граф мялся; явно ощущал себя последним дерьмом, но что он мог поделать? Учить меня самому, было ему не по рангу, да и вообще, лень. Он мог, конечно, выдать мне трехногого ослика, чтобы я не убилась и послать на манеж, но… я считалась дочерью Маркуса. Второго по значимости, члена семьи. Ослик был не по рангу мне.
Маркус перестал обмахиваться платочком, – лошадей он любил чуть меньше, чем их хозяина, которого, вообще, ненавидел, – и приготовился к битве за власть.
– Придется перехотеть, Верена, – сказал он мне. – Он ляпнул, не подумав, как и всегда.
Они обменялись взглядами; как будто бы лопаты скрестили. И тут же потеряли ко мне всякий интерес, и перешли на личности.
Война двух ветвей была давно позади, но Маркус считал хорошей традицией задирать графа. А Себастьяну было так скучно, что он почти всегда ему отвечал. И они принялись обмениваться колкостями, самым светским и саркастичным тоном, который лишь могли взять.
– Ферди, – яростно прошептала я.
– Нет! – перебила графиня и еще яростней обняла Фердинанда, который был серьезен и так напуган, словно… не понимал.
– Ви, честно! Твои капризы могут стоить мне рук!.. Ты же знаешь, как это для меня важно. А для тебя это лишь каприз! Ты раньше даже не заикалась, что хочешь ездить!
– Потому что я даже мечтать не смела! – я опустила голову и пустила слезу. – Ты прекрасно знаешь, что папа не может завести лошадей, а Филипп ездит на этих!..
– И что? – сказал Фердинанд и прямо-таки гениально подал. – Ты – падчерица Филиппа! Пап?!
– О! – сказал граф, неохотно отворачиваясь от Маркуса. – Как я сразу не подумал?.. Филипп!
– Что? – Филипп еще неохотнее отвлекся от своего будущего инвестора.
– Ты будешь учить Верену ездить верхом! – объявила мать, все еще опасаясь выпустить из рук Фердинанда.
У нее было такое решительное лицо, словно граф хотел отдать сына в действующую армию, а не посадить на коня.