– Вы что, уходите? – слабо вякнул Филипп.
Весь этот цирк с конями затевался только для одного: сойтись поближе с потенциальным инвестором. Он никогда не проникал в суть женщины глубже, чем было нужно для удовольствия и потому, понятия не имел, на что способны обиженные.
– Ты хочешь, чтобы мы еще немного поунижались, умоляя вас снизойти? – улыбнулся Маркус и обнял меня за плечи. – Не плачь, моя девочка… Джессика, в чем дело на этот раз?!
– Я не хочу, чтобы мой муж учил ее чему-либо! – в запале повторила она и поморщилась. Видно, Лизель сжала ее предплечье уже всерьез.
– Тогда отдай ее мне! – сказал Маркус резко. – Сама займись своим мужем и заведи уже, детей от него. Скоро ты опять станешь бредить!.. Как твоя мать.
– А кто сказал, она бредила?! – Джесс попыталась выдернуть руку, но слабо ойкнула и затихла, как-то непонятно скрючившись. Лизель что-то прошипела ей на ухо.
– Все, Ви, – сказал Маркус. – Прекрати. На вот… Возьми мой платок. Себастьян сказал не подумав.
– Да, – сказал граф. – Прости! Я думал, будто среди моих сыновей есть мальчики.
– Я найму ей тренера!.. – уже в самом деле, злой, отозвался Фил; сказал, обращаясь к Маркусу.
На отца он даже взглянуть не смел.
– Ты такой щедрый, что бы мы делали без тебя и твоих даров?
Лизель рассмеялась ласковым серебристым смехом, как смеялась лишь над шутками моего отца. И потрепала сына по гладко выбритой челюсти. На миг показалось, сверкающие ботинки Маркуса, оторвались от земли.
– Ну, все, идемте! – приказал он.
Я пошла первой.
Джесс нагнала меня примерно на полдороге к дому, где нас с машиной ждал Михаэль.
– Что это было сейчас? – резко дернув меня за руку, она, задыхаясь, развернула меня к себе. – Ты клеишь ласты к моему мужу?!
– А если и так? – ответила я, оттолкнув ее. – Что ты тогда сделаешь? Станешь класть меня в свою койку? Прикуешь к батарее, или сразу к себе? И пить бросишь? Чтобы уж точно не пропустить миг?
– Ты пожалеешь! – пригрозила она беспомощно.
Я рассмеялась:
– Нет, Джессика, пожалеешь ты. Ты теперь сама Штрассенберг. Пойди против папы, пойди против Филиппа и тебя засунут в психушку, как твою мать. Ты сама запуталась в своих же интригах. И даже если тебя не убьет цирроз, даже если ты не захлебнешься во сне блевотой, ты все равно закончилась. У тебя больше нет ходов! Даже дом веду я, не ты. А Филипп очень любит свои удобства.
Джессика едва не взорвалась, но подоспевшая Лизель велела ей замолчать.
– Ты – идиотка?! – прошипела она, не потрудившись выяснить, что мы обсуждали. – Ты что творишь?! Да, вся семья день и ночь рыщет вокруг конюшен, готовая хоть навоз выгребать! А тут Себастьян, сам, лично, пригласил твою дочь учиться ездить верхом! На своей конюшне! Как тебе в голову пришло возражать?