– Думаешь, я тупая и не вижу, что ты затеяла?! Думаешь, я не помню, как ты воспитывала меня?.. Хочешь подложить эту стерву под моего мужа?!
– Эту стерву? – смакуя, повторила Лизель и рассмеялась, ласково посмотрев на нее. – Так ты зовешь свою единственную, горячо любимую дочь, с которой не в силах расстаться ни на секунду?.. Ты никогда не думала, почему ни разу за все три года не забеременела?
– Филипп сказал, что пройдет обследование, как только вновь встанет на ноги!
Лизель рассмеялась.
– Стоит ему встать на ноги, он больше никогда не ляжет промеж твоих!
Огурцы и… прочие спецэффекты.
Поцелуи, руки на моем теле.
Мне и нравится, и не нравится. Слишком уж Андреас костлявый. И он мальчишка. Совсем сопляк. Как девчонка из интерната. И невозможно представить себе Филиппа. Особенно, после яхты… После конюшни.
Там, в выходные, Филипп снова поцеловал меня.
– Прекрати, – попросила я, натягивая юбку пониже. – Филипп сказал тебе, что придушит, если узнает. А он узнает.
– Еще бы он не узнал! Я был у Мариты с мамой в прошлые выходные и видел все собственными глазами!
– Что видел?! – яростно подхватилась я, решив, что он застал нас в конюшне.
– Как он на тебя смотрел, когда ты скакала вокруг на лошади. Да что там он?! Даже лошади смотрели лишь на тебя!
Я вновь расслабилась, потеряв интерес. И обреченно подумала: какого черта я с ним связалась? Два месяца! В интернате за это время я трех подружек себе нашла! Правда, они – мои же кузины из Ландлайенов, но раньше мы с ними так не дружили.
– Ты слышала про бюстгальтеры? – ехидно спросил Андреас. – Это такое новое бельевое чудо, чтоб сиськи не вылетали. Чтобы у твоего отчима глаза не полопались.
Я взглядом пригвоздила его язык.
– Ты идиот! Он работал коня на хорде! Куда он должен смотреть, если не на меня? Ты ни черта не понимаешь в дрессуре и верховой езде!
– Зато, я кое-что понимаю в том, что не хочу, чтобы ты трясла перед ним грудями.
Я закатила глаза. Как я додумалась с ним связаться? Ведь мне же все говорили! И Филипп, и Фердинанд, и Лизель…
– Энди! Будь у меня хоть мысль, что его это все хоть каплю интересует, я не лежала бы здесь, с тобой. Я для него ребенок. Была и есть!
– Да-да, конечно. Ты для себя – ребенок! Ты думаешь, будто мир стерилен и чист, как в католическом интернате.
Я рассмеялась.
Католический интернат – стерилен? Да это палисадник запретных тем. У всех вокруг растут сиськи, бурлят гормоны и мозг вскипает от романов, что пишут женщины, никогда не видевшие живых мужчин. Мы все только и думали, что о мужиках, влюбляясь в кого угодно! Даже плешивый учитель пения, гей в третьем поколении, господин Карманн – и тот казался Джейсоном Стетхемом.