Телохранитель осекся, виновато засопел и снова напустил на себя грозный вид.
— Гарик, начинай. — кивнул Шилов помощнику. Все с тем же невозмутимым спокойствием тот поставил рядом со стулом, к которому был привязан пленник, картонную коробку, накинул на нее салфетку. Затем открыл саквояж из потертой коричневой кожи и принялся извлекать из него всевозможный инструмент: кусачки, ножи разных размеров, пилки, иглы и прочие вещи, при виде которых по спине невольно начинают бегать мурашки.
Покончив с приготовлениями, Гарик по-хозяйски осмотрел свое имущество, натянул на руки резиновые хирургические перчатки и объявил:
— Я готов.
— Последний раз спрашиваю, где картина? — обратился Шилов к парню. — Молчишь? Черт с тобой!
Только я тебя предупреждаю: если он дорвется — будет поздно, — он кивком указал на Гарика.
Пленник продолжал упорно хранить молчание.
— Что ж. Теперь он твой, Гарик. Только, пожалуйста, помни: он не должен сдохнуть быстро.
— Не первый раз. — флегматично произнес Гарик голосом, от которого кровь стыла в жилах.
Взяв тонкий нейлоновый шнур, он старательно привязал руки парня к подлокотникам, а голову при помощи петли — к спинке стула. Теперь несчастный мог шевелить только ногами. Но и это продолжалось недолго. Увесистый молоток, появившийся в руке бандита, описал короткую дугу и со всего размаху угодил острой частью в правое колено парня.
— А-а-а. — от адской боли и неожиданности завопил тот. — Су-у-ки.
Его душераздирающий крик разнесся по подвалу, эхом отозвавшись в дальнем, скрытом во мраке конце помещения. Не успело оно стихнуть, как вопль, на этот раз с новой силой, повторился: молоток палача опустился на коленную чашечку другой ноги. Теперь удар был намного мощнее. Кость хрустнула.
Пленник потерял сознание.
Пока Гарик приводил его в чувства, Шилов повернулся к другому парню.
— Смотри. смотри. Ты следующий, — предупредил он. — А может, спасешь друга и себя заодно? Ну?! Скажи, где картина?
Несмотря на царившее в душе смятение и панику, парнишка в разодранном, окровавленном камуфляже нашел в себе силы и замотал головой. Он был еще очень молод, и ему совсем не хотелось умирать, хотя он знал, что игры с таким авторитетом, как Шило, добром не кончаются.
— Героя из себя корчишь, — процедил Шилов. — Дурак! Отдай мне картину, и я забуду, что вы хотели меня кинуть, забуду про шантаж. Мало того, заплачу бабки, как договаривались, и разбежимся. Забудем про это недоразумение. Я же вас понимаю. Ну что, по рукам?
Однако, несмотря на приятельский тон, глаза авторитета по-прежнему оставались по-змеиному холодными. Они выдавали обман. Парень понял это и продолжал хранить молчание.