Тем временем первый пленник пришел в себя. Тихо постанывая, он приоткрыл глаза. Вновь вернувшееся сознание возвратило его в мир боли и страха. Палач готов был к продолжению пытки. На этот раз в руках он держал плоскогубцы. Когда парень увидел их, ему снова сделалось дурно. Но отключиться ему не позволили: ледяная вода, выплеснутая в лицо, быстро привела его в чувства.
Неторопливо примерившись, Гарик ухватил плоскогубцами ноготь на мизинце правой руки пленника.
— Сейчас будет немного больно.
В следующую секунду тишину разорвал очередной вопль. Парень судорожно задергался, словно сквозь его тело пропустили электрический ток.
— Это первый, — Гарик поднес к его носу окровавленный ноготь, с которого свисали куски кожи и мышц. — Осталось девять. Мне продолжать?
— Нет! Хватит! Не надо.
— Где картина?
— Не знаю.
— Врешь, собака!
— Клянусь, не знаю.
Не успел он произнести эти слова, как его истерзанное тело вновь пронзила боль.
— Это второй, — вел счет Гарик. — Осталось восемь.
Вновь и вновь звучали одни и те же вопросы, вновь и вновь раздавались одни и те же ответы. Так продолжалось до тех пор, пока у пленника не осталось ногтей. Когда был вырван последний ноготь, он даже не вскрикнул, лишь слабо застонал. Боль притупилась, стала привычной.
— А ты живучий, — осклабился Шилов. — Но мне спешить некуда, времени у меня много.
Вытерев окровавленные руки куском тряпки, Гарик бережно положил плоскогубцы на прежнее место. Немного подумав, он взял приспособление с винтовым зажимом и толстой стальной струной в форме петли. Проверив крепления, подошел к жертве сзади и накинул петлю на лоб, так, чтобы винт находился на затылке.
— Теперь тебе будет по-настоящему больно, — предупредил Гарик.
Он медленно стал подкручивать винт. Петля затягивалась, струна все глубже и глубже врезалась в кожу. Через минуту появились первые капельки крови. Они потекли по лицу и закапали на мокрую от пота белоснежную рубашку. Еще через минуту кровь хлестала ручьем, заливая глаза, попадая в рот.
— Отдай картину, и он остановится, — подавшись вперед, зашептал Шилов. — Скажи только где, и все закончится. Ну!.. Ты же еще молодой, тебе и тридцати нет. Зачем так рано умирать?!
— У меня ее нет.
— У кого она?
— Я не знаю.
— Врешь! Имя?
— Не помню.
— Гарик, продолжай! — рявкнул Шилов, у него снова начинался припадок ярости. — Скоро твой череп хрустнет, как грецкий орех, мозги брызнут на пол, а я буду по ним ходить. Ты сдохнешь, как крыса, в подвале. И всем будет насрать на тебя. Никто никогда не придет к тебе на могилу. И все потому, что ты козел! Где картина? Имя?!