День начинался как обычно: те же заботы, те же проблемы, те же надежды. Но самочувствие улучшилось, а это уже значило многое. Проснулся Егор бодрым и свежим, отдохнувшим. Впервые за последнюю неделю он выспался. И не так, как раньше, — урывками, а полноценно — столько, сколько было необходимо организму.
Когда Егор вернулся из ванной, Александр сидел на кровати и ничего не видящим взглядом смотрел в одну точку за окном. Он собой являл печальное и жалкое зрелище: отекшее лицо, щетина на красных щеках, взъерошенные волосы и мятая одежда. От улыбки удержаться было трудно. Казалось невероятным и забавным, что мужик исполинских размеров может выглядеть несчастным и беспомощным, как ребенок!
— Привет с большого бодуна! — не удержался от колкости Егор.
— А-а-а. — отмахнулся Александр и, поморщившись, тяжело вздохнул: — Ох.
— Говорил, не смешивай пиво, водку и коньяк, не пей их одновременно.
— Нет, это не от водки. От нее не может. Это пончики.
— А они-то тут при чем?
— Как вспомню их, так кишки к горлу подъезжают. А башка. — Мельников снова вздохнул. — Пончики по-китайски. Вот дерьмо! Тьфу!.. Вкус у них был какой-то странный, необычный. Сейчас во рту, словно.
— Кто-то ночевал, — догадался Егор и как бы невзначай заметил: — Слышал, китайцы собачатину очень любят. Она у них — деликатес.
Китайцы?.. Собачатину?.. Мельников переменился в лице. Румянец сполз с его щек, уступая место нездоровой бледности. Он судорожно сглотнул и как ошпаренный вскочив с места, рванулся в ванную.
Посмеиваясь, Егор принялся за приготовление нехитрого завтрака. Чай, масло, батон, сыр — все, что у них было, он разложил на стульчике. Бутылку коньку, недопитую со вчерашнего дня, благоразумно решил не доставать. Во-первых, чтобы не травмировать друга, во-вторых, в любой момент мог позвонить Гарик и дать «добро» на выезд.
Через несколько минут вернулся Александр. Выглядел он теперь значительно лучше. Его глаза снова приобрели осмысленное выражение.
— Ты выглядишь не лучше, — он указал на вздувшийся синяк на челюсти Егора.
— Один: один!
— Постой! — спохватился Александр. — Драка, синяк, девушка. Так, значит, мне не приснилось?!
— Вероника?
— Ага!
— Ну ты и напился! — неподдельно изумился Егор. — В самом деле ничего не помнишь?
— Нет.
Мельников силился припомнить события минувшего вечера. Однако это у него получалось с трудом.
— Ну-ка, напомни.
— Тогда слушай. — и Егор, как заправский былинный сказитель, начал повествование о подвигах друга, шутливо преувеличивая заслуги того и представляя его отношение к несчастной девушке как верх благородства и рыцарства. Из того, что говорил Шувалов, выходило, что Александр Мельников — ни больше ни меньше как новое воплощение Дон-Кихота и Геракла, вместе взятых.