– Вы, должно быть, знаменитый бродяга, – прогремел Хемингуэй, беря ее нежную ручку в свою огромную лапу. – Я напишу про вас книгу.
– Встань в очередь, Лили, – сказала Бланш, хлопнув Хэма по плечу. – Он всем так говорит.
– Это лучший способ подцепить девушку, – признался он с мальчишеской застенчивой улыбкой, и Бланш невольно рассмеялась.
– А где Скотт? – Она огляделась по сторонам; он не сидел на своем обычном месте, приставая к Фрэнку, у которого всегда хватало ума и такта прервать гостя, когда тот становился слишком назойливым.
– Вернулся домой. В старую добрую Америку. Им с Зельдой пришлось вернуться – говорят, у нее какие-то неотложные дела.
– Жаль. Надеюсь, ничего серьезного. – На самом деле Зельда не нравилась Бланш. Она была капризной и хищной, как ястреб. Ее узкие голубые глаза всегда выискивали слабость, больное место, в которое можно вцепиться. Но Бланш восхищалась ее стремлением не отставать от Скотта в количестве выпитого. Хоть и не была в восторге от результатов их попоек – иногда Бланш казалось, что за Фицджеральдами должна следовать специальная бригада, нейтрализующая итоги их пьяных пирушек, ранящих споров и сокрушительных скандалов.
– Мы тут будем пить чай, Бланш? – Лили расслабилась в баре, который во многом отличался от других помещений «Ритца» – здесь было почти уютно. Но Бланш покачала головой.
– Нет, Клод ждет нас на террасе в саду. – Наступил октябрь, но было еще достаточно тепло, чтобы пообедать на улице.
Она неохотно попрощалась с друзьями и повела Лили на террасу. Они шли по длинному коридору, соединяющему два крыла – его называли коридором грез, – и Лили хмурилась, когда Бланш указывала на освещенные витрины, где были выставлены предметы роскоши: ручки «Марк Кросс», сумки «Луи Виттон», флаконы духов «Герлен», бриллиантовые ожерелья «Картье». Предметы, недоступные большинству парижан, но привычные для тех, кто останавливался в «Ритце». Продавцы платили немалые деньги, чтобы рекламировать свои товары здесь; Клод очень гордился этим изобретением и говорил, что такого нет ни в одном другом отеле. Но Лили только мрачно смотрела на лакомства, от которых большинство людей пускали слюни.
Она была такой же мрачной во время чаепития; по мере того как им подавали все новые деликатесы – изящные маленькие бутерброды с паштетом, изысканные пирожные в помадной глазури, засахаренные орехи на серебряных блюдах в форме лебедей, – дискомфорт Лили становился все более очевидным. Но Бланш заметила, как она украдкой сунула в свою потрепанную сумочку несколько лакомых кусочков, а заодно прихватила пару столовых приборов и салфеток. Оставалось только надеяться, что Клод этого не заметил.