— Привет, Билл.
Она почти не уступала ему ростом, серьги звездами мерцали на фоне темных, словно ночное небо, волос; алые губы чуть тронуты помадой, зато щеки радовали естественным румянцем.
— Дунни, это не ты.
— Ошибаешься. Кстати, я надеялась застать тебя здесь.
— Как? Как? — твердил ничего не понимающий Биллингс.
— Знаешь, как просветленные джинны появляются и исчезают? Перемещаясь из одной временной точки в другую. Они путешествуют во времени, как некогда ты на своем «волшебном ковре».
— Дахиш отправил тебя в будущее? Но…
— Я боялась, что мы больше не встретимся, и тогда Дахиш посоветовал совершить путешествие во времени. Разумеется, ничего бы не изменилось, увидь ты меня пятнадцатилетней, поэтому пришлось перенестись на четыре года назад. В противном случае, ты бы по-прежнему воспринял меня маленькой девочкой и никому, включая самого себя, не признался бы, что влюблен. Но сюда я отправилась не сразу, сначала помогла сестре сочинить несколько сказок для султана. По правде говоря, я пыталась объяснить свои намерения родным, но боюсь, они не поняли. Отец с матерью устроили скандал, хотели помешать мне — но не смогли, поскольку не знали про лампу. Знала только Шехеразада. Она улыбнулась и сказала, что жалеет, лучше бы ты похитил ее, а не меня. Зато я не жалею.
— Но…
— Когда владеешь лампой эстетики, Билл, возможно все. Помню, как испугалась, впервые попав сюда. К счастью, Дахиш был рядом. Защищал меня, снабжал деньгами, обучал языку и помогал приноровиться к варварским обычаям вашей диковинной страны.
— Ты же любишь Али! — выпалил Биллингс. — А чувства ко мне если и были, то сплыли, едва выяснилось, что я нищий.
— Любовь нельзя измерить динарами. И потом, — лукаво добавила дочь визиря, — сейчас ты далеко не нищий.
— Во многом благодаря украденным у тебя драгоценностям.
— Ты их не крал. Твой сменщик рассказал, что тебя уволили.
— Но Али-Баба…
— Мне нет до него дела. Он симпатичный юноша, не спорю, но именно тебя я полюбила с первого взгляда, с той самой секунды, когда очнулась на «волшебном ковре». Я сразу почувствовала: это навсегда, но сочла за лучшее промолчать. Даже в девятом веке пятнадцатилетние не влюбляются в зрелых мужчин, а зрелые мужчины в пятнадцатилетних… Поужинаем?
— Прямо сейчас?
— Конечно. Умираю с голоду!
Прокладывая путь сквозь толпу, они направились к выходу.
— Поверить не могу, что это ты, — повторял Биллингс.
— Напрасно. Пусть тебя не смущает внешний облик и речи современной американки. К несчастью, мой суперджинн уволился, а мне еще столькому нужно научиться.