Шехеразада закончила «Историю о носильщике и трех девушках» и перешла к «Рассказу о первом календере».
Биллингс в очередной раз пожалел, что не остался дома. Хотя… тогда бы он наблюдал за открытием выставки по телевизору, только и всего.
Путешествия в прошлое было не избежать.
Полгода изменили его до неузнаваемости. Биллингс стал плейбоем, но отнюдь не в обычном понимании этого слова. В барах он неизменно брал «Севен-Ап» вместо виски. Ложился спать в одиннадцать вместо того, чтобы засиживаться до утра и встречать рассвет. Поход за мокасинами «Гуччи» оборачивался покупкой кроссовок. Когда юные красавицы вертелись вокруг его красного, с откидным верхом мерседеса 1960 года, он съеживался за рулем. В свой особняк в греческом стиле он пробирался не с парадного, а с черного хода, а когда отправлялся на выходные в новую резиденцию, не высовывал носу на улицу до самого понедельника.
Получался эдакий плейбой-затворник. Богатый, но по-прежнему несчастный.
Какая-то девица вклинилась между ним и бархатным канатом, ограждавшим экспозицию. С манерами у современной молодежи совсем беда! Старательно игнорируя нахалку, Биллингс сосредоточился на речах Шехеразады и музыке Римского-Корсакова, однако все звуки влетали в одно ухо и вылетали из другого.
Под натиском толпы Биллингс придвинулся к девушке вплотную, и вдруг ощутил знакомый аромат недда. Надо думать, организаторы обработали им экспонаты для пущей достоверности. Но нет, запах исходил от волос незнакомки.
С чего ей душиться неддом, если в моде «Весенний каприз номер пять»?
Ну нет, это уже перебор! Сколько еще ему терзаться воспоминаниями о прошлом?!
На девушке было платье под цвет смоляных коротко стриженых волос. Чуть обернувшись, она небрежно бросила:
— Эта девчонка у ложа — вот где дурнушка, правда?
Уничижительная характеристика относилась к Дуньяза-де. Биллингсу понадобилась вся сила воли, чтобы взглянуть на факсимильную копию младшей дочери визиря. Очевидно, музейные работники принарядили ее прежде, чем поручить Большому Пигмалиону: на Дунни красовались новые шальвары, новый укороченный халат, голову покрывала новая куфия. Выглядела кукла просто сногсшибательно.
— Правда? — повторила нахалка.
Биллингс рассвирепел.
— А по-моему, она очень красивая!
— Красивая? Протри глаза.
— Слушай, избавь меня…
Внезапно Биллингс осекся. Этот голос. Легкий, веселый, словно звон далеких колокольчиков. Девушка повернулась к нему лицом. Те же нежные щеки, но без детской припухлости. Фиалковые глаза смотрели еще пронзительнее. Выразительный рот приобрел более твердые очертания. Маленькая девочка выросла.