Чарующий голос смолк. Однако Биллингс не шелохнулся…
Под покровом ночи он вернется, похитит ее и увезет прочь; на ковре-самолете они устремятся к овеваемому ветрами оазису и там возведут дворец с опочивальней; еженощно он будет возлежать на кушетке и слушать, как Шахразада рассказывает ему истории, какими некогда услаждала слух древнего царя, и какие довелось услышать одинокому путешественнику во времени, который выкрал ее у господина, забрал из господского дворца и едва не обрек на гибель в далеких землях по ту сторону Занавеса; путешественнику, который влюбился в нее, но не смог удержать, подчинившись эгоистичному Времени… Время, ты разбило мне сердце, ибо я полюбил женщину, умершую много веков назад. Да, я украду свою прекрасную возлюбленную, украду снова, но на сей раз никуда не отпущу — и к дьяволу Время. На сей раз уже не доставлю ее к Большому Пигмалиону, не повернусь и не скажу «Прощай, Шахразада», и не возьмусь за новое задание, что разлучит нас на полгода, а потом сведет с факсимильной копией, при взгляде на которую я пойму, что не разлюбил, а полюбил еще крепче. Будь проклято Время. Плевать на него. Если нельзя обладать живой Шахразадой, буду обладать живой копией, выполненной Большим Пигмалионом по ее образу и подобию. Да, я выкраду эту очаровательную, восхитительную куклу и увезу прочь, чтобы холить и лелеять как настоящую, и она останется со мною навеки…
Но кукла есть кукла, даже электронное чародейство Пигмалиона здесь бессильно, и Биллингс это прекрасно понимал. Поникший, он развернулся и двинулся прочь, но по дороге столкнулся с брюнеткой, стоящей позади него. Ее черные как смоль волосы были уложены по последней моде, открывая личико в форме сердечка и глаза цвета фиалок после теплого весеннего дождя. Черное платье скрывало соблазнительные изгибы не больше, чем джубба и шальва-ры, какие носили в Минувших Эпохах.
— Без тебя моя жизнь утратила смысл, ибо мое сердце принадлежит только тебе.
Аромат недда обволакивал, и она сбрызнула волосы ивовой водой… Биллингс не помнил, как склонился к ней и поцеловал, ощутив на губах вкус ответного поцелуя. Не помнил, как рука об руку они направились к выходу из музея.
— Я не Шахразада, — произнесла девушка на английском двадцать второго столетия, — а ее младшая сестра Дуньязада, которую ты украл по ошибке. Мне следовало признаться с самого начала, но я знала, что в действительности ты явился за моей сестрой, а мне так хотелось оказаться на ее месте, сбежать из постылого дворца. Дознавшись до правды, твои коллеги сочли меня Незначительной Персоной и позволили остаться. Потом отправили в школу-экстернат, где я освоила современное наречие и обучилась поразительным вещам о вашем сказочном царстве. Еще они сказали, что рады тому, что я не Шахразада, потому что в отличии от меня Шахразада вряд ли рассказала бы Пигмалиону что-то новое сверх того, что он знал и так. Напоследок они пообещали: «Марку мы ничего не скажем. Удивишь его, когда он вернется». Ты вернулся, и вот я здесь.