Гравийная шрапнель ударила в насыпь над моей головой, и монахиня Харриет вскрикнула и отшатнулась назад, что помешало ей снова замахнуться на меня. Один из уличных мальчишек закричал от боли или страха, и он был так похож на Ника, что я даже выкрикнула его имя. Но мой голос был лишь одним из многих, утонувших в этом хаосе. Где Генри? Неужели они уже схватили его?
Сквозь пелену боли я с трудом поднялась на ноги и вытащила ещё один нож, позволив сломанной левой руке бесполезно болтаться на боку. Я направила лезвие на Харриет, и выражение моего лица заставило её прижать биту к груди.
— Если человек пахнет ладаном, бейте изо всех сил, — приказала я, — и не позволяйте им утащить вас, несмотря ни на что.
Её лицо стало таким же белым, как и волосы. Она кивнула.
— А теперь прижмись спиной к стене!
Я сделала то же самое, прищурившись в темноте. Харриет прижалась своим толстеньким тельцем к бетонной насыпи позади нас, и я подвинулась, чтобы дать ей более широкое место, опасаясь получить удар по голове. Какое-то движение в траве и тихий стон у воды привлекли моё внимание. Прижимаясь плечом к стене, с Харриет за моей спиной, я поползла на звук.
Шаги застучали и заскользили в темноте в нескольких метрах от меня, и я резко развернулась, чтобы встретить атаку, адреналин обезболил мою раскалённую добела руку. Но до того как добраться до меня, приближающийся Мазикин издал безвоздушный вопль и упал к моим ногам, из середины его спины торчала арбалетная стрела. Облегчение нахлынуло на меня. Генри был здесь. Он стрелял в темноте.
И я не могла поспорить с результатами. Вот если бы нам удалось загнать одного из них в угол и взять живьём.
Нетерпеливый и неуверенный смех слева от меня заставил меня снова взглянуть на берег. Он исходил от пучка волос и лохмотьев, которые схватили меня, когда я впервые вышла из палатки. Это была женщина, с дикой массой тёмных кудрей, спутанных во все стороны вокруг её лица. Её волосы, должно быть, были не меньше шестидесяти сантиметров длиной, полные косичек, бусин, листьев и веточек. В свете высокой луны было видно, что она пытается протащить тощую официантку по узкой полоске травы у воды.
— Привет, — я вышла из темноты эстакады, загоняя боль руки в самые дальние уголки сознания. — Отпусти её, и ты получишь меня.
Официантка, чья обнаженная из-под розовой фланелевой рубашки шея была в крови, всхлипывала и вырывалась, но маленькая Мазикинша рывком притянула её к себе.
— No, ella es perfecta[9], — отрезало существо, её волосы скрывали лицо и делали её похожей скорее на животное, чем на человека.