Пожалуй, только рассказ некоего Дмитрия Евгеньевича Воронцова несколько отличался от всех остальных. Вовке показалось, что он по-настоящему и очень искренне переживает за свою соседку. Позже выяснилось, что все они когда-то учились в одной школе, просто Воронцов был на пару лет младше.
— Полина очень добрый и отзывчивый человек. Я знаю ее много лет и наша с ней дружба, как говорится, родом из детства. Лену я тоже знаю, но хуже. С Полей мы всю жизнь живем в одном доме. Еще моя мама дружила с тетей Ниной Колобовой. Тетя Нина умерла уже очень давно, я еще тогда в школе учился. С тех пор Поля одна осталась. До недавнего времени, — добавил он.
— Это в каком смысле? — насторожился Емельяненко.
— Да вроде появился у нее жених, — неохотно сказал Воронцов.
«Точно, Макс говорил что-то вроде того, что у Колобовой есть друг сердечный. Денис Кравцов, кажется. А тебе, милый мой, Денис этот не нравится! Никак ревнуешь?!» — весело отметил про себя Вовка.
— И что — жених?
— Не знаю, — буркнул Воронцов. — Я с ним водку не пил. Просто как-то раз зашел к Полинке вечером перед Новым годом — мы с ней иногда по вечерам чай пили, чашки били, по-турецки говорили, а тут — он. Ну, третий, как известно, лишний. Вышел я за дверь, а он тут же начал меня грязью поливать. Главное, Поля ему объясняет, а он даже слушать ничего не хочет. Просто слова не давал ей сказать.
— Вы подслушивали? — удивленно приподняв брови, спросил Вовка.
Ему отчего-то все больше и больше нравился этот белобрысый, худющий Дмитрий Евгеньевич. Было в нем что-то располагающее, открытое, бесхитростное.
— Какое там! Ой, блин! — махнул он с досадой рукой, и тут же сшиб на пол кружку с чаем. — Тут даже глухой бы услышал — так он орал! За Польку обидно очень было, — рассказывал он, неуклюже вытирая кафельный пол бумажным полотенцем и собирая осколки. — На этом наши с ней чайные посиделки и закончились, — он грустно усмехнулся.
— Почему?
Воронцов с искренним удивлением уставился на Емельяненко, как на слабоумного:
— Ежу понятно, что этот ее жених против нашей дружбы. Зачем же мне Польку подставлять. Она сделала свой выбор и не мне ее судить, — пожал он плечами. Глаза его в тот момент сделались очень грустными и какими-то безнадежными.
«Эх, Воронцов, Воронцов! — подумал про себя Емельяненко. — Дурак ты! Вот если бы у меня мою Катьку кто-нибудь попытался увести, я бы ему тут же рога пообломал!»
— Ясно, — сказал он вслух. — Я правильно понимаю, у Полины Тимофеевны больше никаких родственников не было?
Воронцов покачал головой:
— По крайней мере, я ни о ком не слышал. Отец их бросил, когда Полька еще совсем маленькая была. И куда он потом делся, понятия не имею.