— Она…, — я будто разучилась говорить. Боль синьора кажется осязаемой.
На его губах расцветает улыбка, лицо озаряется, разом теряет десяток лет, становится почти мальчишеским. Оно становится счастливым.
— Сначала она приняла меня, потом полюбила в ответ. Я носил её на руках, заваливал подарками, исполнял малейшую прихоть. Где-то забыл свой крутой нрав, стал первым подкаблучником Эспарта. Мы были счастливы. Годы с Рири самые счастливые в моей жизни. Она осветила мою жизнь. С тех пор, как она потухла, я не живу, существую во мраке.
— Что с ней стало?
— Рири хотела детей, но рожать ей было противопоказано. Я предлагал усыновить ребёнка. Сколько угодно детей. Рири хотела своего. Я сдался. Я до сих пор сожалею, что уступил. Сейчас она могла бы быть жива… Она прошла курс лечения, поначалу всё шло хорошо, но… Она взяла нашу дочь на руки, поцеловала, приложила к груди. Рири успела попрощаться со мной и ушла…
По его щекам слёзы текут сплошным потоком.
— Чтобы не сойти с ума, я погрузился в работу. Я… я старался любить дочь изо всех сил, заботился о ней. Но, наверное, она всё же чувствовала осколок, засевший в моём сердце. Я любил её, но глядя на неё, я не мог избавиться от мысли, что если бы не она, Рири была бы жива.
— Вы поссорились с мамой?
Как иначе она оказалась служанкой?
— Я был богат, а барон в то время остро нуждался в деньгах, закружил ей голову, и вскоре она перебралась к нему в дом под видом горничной. Я пытался остановить, но дочка грозила покончить с собой, кричала, что мне плевать на её счастье. Я ответил, что чувства будут не за мой счёт. Я порвал с ней отношения. Я злился на неё, на её глупость, на то, что теперь мне некому оставить наследство, не барону же. Я знаю, что она оставалась в его доме даже после его свадьбы, родила тебя и, как и Рири, не перенесла тяжёлых родов, хотя вряд ли дело только в родах. Каково ей было? Я сожалею…
В склепе сгущается тягостное молчание. Тишина почти невыносима, и я разбиваю её тихим вопросом:
— О чём?
Синьор Катц криво улыбается:
— Что ждал, когда твоя мама вернёт разум и добровольно вернётся. Мне следовало привезти её домой. Перед смертью она зачем-то оформила на барона право опеки. Полагаю, он видел в тебе единственную наследницу моего состояния. К тому же, признав тебя леди, он бы мог выгодно выдать тебя замуж. Может быть, у него были ещё какие-то планы. Убедившись, что тебя содержат, обучают наравне с законной дочерью, я не слишком стремился тебя забрать.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что присмотрели издали. За то, что были готовы подобрать меня, если бы барон решил вышвырнуть меня ещё тогда.