— Может, заодно скажете, почему вы пьянствуете? — резко спросил Бикмурзин, склонившись к Доронину, добавил: — Он же и сейчас не трезвый.
— А потому и пьянствую, что душа горит! — стукнул себя по груди председатель. — Не гож — снимайте. А так работать… — он махнул рукой и пошел на свое место.
Бахманов сам не выступал, но ушел с Совета взбудораженный, как никогда раньше. «А здорово получилось», — удовлетворенно думал он. Если поначалу его поразила откровенность выступающих в прениях, то теперь он восхищался ими. И откуда что взялось, будто подменили людей. Те самые, что прежде выступали с самоотчетами и, как правило, заканчивали высокопарными заверениями: «добьемся», «выполним с честью», «приложим все силы», «мобилизуем массы», теперь обрушились с критикой на вышестоящее начальство, принялись выискивать свои и чужие недостатки. Бахманова радовало смутное ожидание каких-то больших перемен в работе, которая стала вдруг интересной, по-новому осмысленной. Радовало и сознание того, что любимая девушка здесь, поблизости, и это ничего, что первая встреча получилась не такой, какой он её видел в своих мечтах. Теперь уж Костя не оробеет, скажет девушке все, и тогда… Нет. это даже невозможно представить, что будет тогда. Скорее бы наступило завтра. Завтра!
На другой день Бахманова с утра вызвал директор. Он был не один, за приставным столиком сидел вчерашний светловолосый парень. Бахманов, будучи в самом благодушном настроении, весело поздоровался с директором, приветливо, как старому знакомому, кивнул парню в военном, тот сдержанно улыбнулся.
— Садись, — Бикмурзин жестом указал на самый крайний стул, грузно откинулся на спинку своего массивного кресла, исподлобья хмуро уставился на механика.
С лица Бахманова слетела благодушная улыбка, скулы затвердели. Он покосился на ряд стульев вдоль стены и остался стоять, засунув обе руки в широкие карманы заляпанного мазутом комбинезона.
— Ты что, под свое начальство подкапываешься? — забыв, что они не одни, сердито выпалил директор. — Отвечай!
Бахманов тотчас смекнул, на что именно намекает директор. Его захлестнул гнев. Как? С утра принялся сводить счеты? Да еще при постороннем…
— Подрывное дело — не моя специальность. Так что вы можете быть абсолютно спокойны, — стараясь сдержаться. Костя говорил тише, чем обычно.
— Ты дурачком-то не прикидывайся! — Бикмурзин повысил голос. — Хочешь работать — работай, выполняй указания старших. А нет… Что ты вчера ляпнул на Совете? Кто тебя просил?
— А ты на меня не ори, — губы Бахманова побелели, цыганские глаза полыхнули огнем. — А то я с перепугу могу в обморок упасть.