Где ты, счастье мое? (Каткова) - страница 77

— Распустились паши механизаторы, — говорил Бикмурзин. — Работают — день прошел и ладно. Часть тракторов до сих пор не переведена на зимний режим. На ремонте участились случаи брака.

— Ничего, наведем порядок, — заверил Пузырьков, опасаясь, как бы директор не начал сожалеть о Бахманове. Нет уж, пусть этот бывший матрос занимается механизацией ферм, здесь обойдутся и без него.

Пузырькова порадовало, что к его приезду комнату отремонтировали, вымыли, откуда-то раздобыли стол, пару стульев и такую же, какая была у бабки Марпы, железную койку с полным комплектом постельных принадлежностей. И все-таки комната выглядела не жилой, напоминала больничный изолятор — полосатый матрац, синее грубошерстное одеяло, жиденькая подушка без верхней наволочки, стопка желтоватого застиранного постельного белья на столе рядом с пустым графином и плохо промытым стаканом. Пузырьков еще днем на минутку забегал сюда, как только техничка, — пожилая медлительная женщина, следившая за порядком в общежитии механизаторов, — передала ему ключ от комнаты, сказала: «Печку я протопила, можете вселяться».

Вселяться… Не раздеваясь, Пузырьков присел на край койки, задумался.

Как-то не складно сложилась у пего жизнь. Может, оттого так пусто, холодно на душе. Вот и комнату заимел. Впервые в жизни у него собственная коммунальная квартира. Можно пригласить друзей, справить новоселье. Каких друзей? Где они у него? Армейские друзья далеко, новых еще не приобрел. Зато врагов уже нажил. Главный из них — Бахманов, с которым, видимо, так и не удастся поладить. Зверем смотрит, исподтишка люден настраивает против пего, главного инженера, своего непосредственного начальника. Катиного брата настропалил, тот тоже глядит исподлобья. Сегодня предложил Яшмолкину пересесть на «газик», а он: «Вещички ваши от сестренки перевезти могу, а за «газик» — спасибо». Вещички… Яшмолкин прав, надо перевезти вещи, устраиваться. А что если… Пузырьков посмотрел на часы, было начало девятого.

…Качырий еще не спала. она недавно пришла из бани, напилась чаю и, стоя перед настенным зеркалом, расчесывала свои длинные густые волосы, чтобы заплести их на ночь.

Позади томного ельника
Стелется черный дым…
Разве это не горит сухостойная липа?
Как липа с дуплом, душа моя гонит.
Только наружу не выходит ни гарь, ни дым…

— тихонько напевала она старинную марийскую песню, не вникая в её содержание.

Дверь была не заперта. Пузырьков вошел и, забыв поздороваться, загляделся на девушку.

Качырий не сразу заметила его, а увидев, смутилась, быстро запахнула полы цветастого ситцевого халатика, туго перетянув пояском по талии.