– Это были цветы за триста долларов! – воскликнула я и поспешила к двери. Когда она захлопнулась, я подбежала к розам, оказавшимся в мусорном баке на закрытой территории.
Ночной воздух коснулся моей кожи, и я принялась собирать розы, наслаждаясь серебряным светом луны. Закончив, я сделала глубокий вдох. В этой ночи было что-то умиротворяющее: все как будто замедлилось и дневные заботы исчезли до следующего утра.
Я вернулась к двери и несколько раз дернула за ручку.
Заперто.
Вот черт.
Мои руки сжались в кулаки, и я начала колотить в дверь, изо всех сил пытаясь попасть внутрь.
– Эй! Есть кто-нибудь?
Я покричала еще десять минут и наконец сдалась.
Через полчаса я уже сидела на бордюре и смотрела на звезды, когда услышала, как позади меня открылась дверь. Я повернулась и ахнула.
Это ты.
Грэм Рассел.
Он стоял прямо позади меня.
– Прекрати, – отрезал он, заметив мой удивленный взгляд. – Хватит на меня смотреть.
– Стой! Дверь… – я вскочила на ноги, и прежде чем я успела сказать ему придержать дверь, она с грохотом закрылась у него за спиной, – …запирается автоматически.
Он поднял бровь, обдумывая услышанное, а затем дернул за ручку и вздохнул.
– Это какая-то шутка? – Он дернул еще раз, но дверь была закрыта. – Заперто.
Я кивнула.
– Ага.
Он похлопал себя по карманам брюк и застонал.
– А мой телефон остался в кармане пиджака.
– Я бы предложила свой телефон, но у него села зарядка.
– Ну конечно, – мрачно сказал он. – Потому что этот день просто не мог стать еще хуже.
Грэм несколько минут постучал по двери, но это не принесло никаких результатов, и он выругался себе под нос, проклиная свою жизнь. Затем он прошелся до другого конца огражденной территории и сцепил руки за шеей. Он выглядел изможденным после всех событий этого дня.
– Мне очень жаль, – тихо прошептала я. Что еще я могла сказать? – Соболезную вашей утрате.
Он безразлично пожал плечами.
– Люди умирают. Такое часто случается.
– Да, но от этого не становится легче, и мне очень жаль.
Он не ответил, но в этом не было необходимости. Я все еще была поражена тем, что стою так близко к нему. Я прочистила горло и заговорила снова, потому что просто не умела молчать.
– Это была прекрасная речь.
Он повернул голову в мою сторону и одарил меня холодным взглядом, прежде чем снова отвернуться.
– Вы смогли показать, каким добрым и нежным человеком был ваш отец и как он изменил вашу жизнь и жизнь других людей. Ваша сегодняшняя речь – это… – я прервалась, подыскивая подходящие слова.
– Чушь собачья, – вдруг сказал он.
Я выпрямилась.
– Что?
– Моя сегодняшняя речь – это чушь собачья. Я сорвал ее на улице. Кто-то написал это на листе и вывесил у главного входа. Кто-то, кто, вероятно, никогда не находился рядом с моим отцом дольше десяти минут, потому что иначе они бы знали, насколько дерьмовым человеком был Кент Рассел.