— Слышь, ты! Михаил Архангел, продай пуговицу! Продай, а то даром оторву, — с открытой угрозой требует Собаковидный. Присмотревшись, я разглядел на выпуклых пуговицах двуглавых орлов. Должно быть, старик носит свой казенный сюртук еще со времен старого режима, в пику новому.
— Покупай, — густым басом неожиданно отозвался Чудотворец. На его груди из-под расстегнутого сюртука мелькнули четыре оранжево-черные ленточки солдатских Георгиевских крестов. Цвета огня и дыма, полный бант. — Давай, что она у тебя в штанах нашла или там, кроме вшивоты, ничего нет?
— Ты чё, дед, ващще… Нечаго брехать, есть! Гляди, дед, тащу, сичас вытащу, гляди! — истерически пищит Моль, и выхватив руку из ширинки Собаковидного, сунула под нос Чудотворцу кукиш.
Собаковидный весь аж зашелся смехом, ему ехидно подхихикивает Моль. И подберется же такая парочка, ‒ кастрюля с крышкой, как они находят друг друга? Старик не торопясь, в два приема осушил обе кружки и осторожно поставил их на стол. Неожиданно подбросив костыль вверх, поймал его за основание и вытянул им Моль поперек спины, и неуловимо резким тычком двинул подплечником под подбородок Собаковидного. Тот захрипел и, схватившись за горло, сполз со стула, а Чудотворец, подхватив под мышку оба костыля, совсем не хромая бодро пошел к выходу. Все произошло настолько быстро, что я усомнился, а был ли старик? Только два тела матерясь, корчатся на полу.
— А ну, подымайсь, зараз же! — иерихонской трубой ревет из-за стойки буфетчица, — Поднимайся, ты, гыдэнь! От, собака чертова, зачем ты немого ударил?! Дедушка тебя за него и проучил. И ты, Тюля, сучье твое вымя, поднимайся, кому говорю?! Чего ты, падла, воешь, как проклятая? Не надо было трогать нашего дедушку. Кому он мешает? Ходит себе, торгует свистом для таких дурней, як вы. Матери вашей черт! А ну пошли нах..! А то зараз погоню вас падлюк подсрачниками аж до Днепра, там и втоплю обох, як цуцыкив!
— Так ты, Софа, собачек мочишь?
С невинным удивлением спрашивает у разбушевавшейся буфетчицы материализовавшаяся из сизого дыма необыкновенно стройная девчонка. У нее коротко подстриженные ярко-белые волосы, да и вся она яркая, как всполох света во тьме. У нее безупречно округлая полная грудь и сигарета картинно зажата меж двумя пальцами.
‒ Теперь понятно, откуда фарш для чебуреков…
— А ты, Лидка, не встревай, вали к своим прошмандовкам! Они тебе когда-нибудь всыпят, дождешься, — обижается буфетчица.
— Да брось ты, Софа, не кипешуй, — миролюбиво успокаивает ее девчонка. — Из-за твоих чебуреков я к тебе и прихожу. Налей еще шесть пива, после рассчитаемся. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.