Постепенно мы задремали. А зря.
— Вот она, блядина! — Просыпаюсь от радостного вскрика. В окошке торчит давешняя морда, уже рассвело, на дворе люди и уже вернувшийся отец Иоанн. Как он рискнул ночью по этим местам ехать? Потом узнаю, что ему надо было зачем-то срочно здесь оказаться, и он нанял охранников с одной из баз, они его в закрытом бронетранспортере доставили, какой-то хищник даже заскакивал на него, но сделать ничего не смог. Начинаются разборки, недолгие, впрочем.
— Вы не желаете быть православным, мало того, ещё и блудите здесь? Вам придётся уехать отсюда. И ты, блудница, должна нас покинуть. Тебе был дан шанс, ты им не воспользовалась, — объявляет своё решение глава общины. Под одобрение большинства собравшихся. Меня многие из охранников-казаков недолюбливают за полученную из-за меня взбучку, после моей незамеченной ими ночной прогулки. А так же за значительно большую, чем у них, свободу действий и хранящиеся в будке богатства. Жены их ещё больше довольны изгнанием Аньки. Та начинает плакать, умолять, но бесполезно.
Затаскиваю будку на свой «джипчик», под насмешливыми взглядами окружающих, закрепляю её. Цепляю полуприцеп. Подходит Женя. На плече у него прекрасная алюминиевая лестница-трансформер.
— Вот, ты про лестницу спрашивал. — Он передает лестницу мне. — Сочувствую тебе, человек ты хороший, а что неверующий — так и я раньше таким был. А лестница вот моя, я её привез сам из Москвы, вместе со всем прочим барахлом. Прямо скажу — украл со своего завода, будучи маловоцерковлённым тогда, а теперь вот как-бы искупаю проступок, отдаю её тебе. Удачи, надеюсь, ещё увидимся.
Растроганный, принимаю женину ворованную лестницу.
Съезжаю с моста, и вот он уже поднимается за мной. Рядом на сиденье плачет Анька. Отъехав от обители, останавливаюсь подумать, как жить дальше.
— Не прогоняй меня, я тебе пригожусь! — Вскрикивает Анька. И стремительно-профессионально опять оказывается у меня в штанах. Я, впрочем, и не собирался выгонять её из машины здесь, среди зверья, ну да ладно.
Надо пока не спеша поехать поковырять камушков и забить несколько ядожаб ради кож. Мысли в голове успокоятся, что-нибудь соображу, как дальше быть. Возникает шальная мысль в голове: поселиться тут в глуши, где боле-менее спокойно, и жить воровством корнеплодов с полей. Делаю большой крюк вокруг полей и огородов, чтобы следы машины не бросались в глаза. Говорю Ане, чтобы она сидела в будке и не вылезала. Хотя тут и не бывает зверья. В этой местности, возле плато, проросло немало кустиков полыни, которую не любит местная фауна, и сюда эта фауна не ходит, тем более, что жрать тут нечего.