Она подумала, что он совсем забыл, каково это — быть бедным. Он настолько привык путешествовать на частных самолетах и вертолетах, что забыл, как летали обычные люди.
— Я купила самый дешевый билет, поэтому рейс был с пересадкой, — робко пожала плечами она.
Он прищурился:
— Даже несмотря на то, что твой бюджет, согласованный с моим помощником, позволил бы тебе путешествовать первым классом?
— Я не могу оправдать траты таких денег на билет, Алехандро. Мы только начинаем свой бизнес, поэтому нам приходится экономить. К тому же не все заказчики расплачиваются вовремя. — Она поколебалась, но потом нерешительно улыбнулась. — Но я хотела поблагодарить тебя за все, что ты сделал для Джойи, ей так хорошо на твоем ранчо.
— У нас это называется не ранчо, а эстансия, — отрезал он.
Алехандро едва сдерживал гнев. Эмили так смотрела на него, казалась такой милой, но он мрачно напомнил себе, что все это ложь, на самом деле она была бессердечным снобом. «Ты мне не подходишь, Алех», — сказала она много лет назад. Он не сразу понял, что она имела в виду, потому что был простым и бесхитростным, но заметил неловкое выражение, промелькнувшее на ее лице. «Ты незаконнорожденный», — заявила она, добавив, что для нее это важно. Алех хотел сказать ей, что его мать, возможно, и не носит обручального кольца на пальце, но что его отец был человеком, чье богатство и положение могли легко затмить ее отчима. Но он этого не сделал, потому что в душе Алехандро Сабато был гордым человеком. И, учитывая то, что произошло потом, — слава богу, он этого не сделал.
Но размышления о своей боли и гневе ни к чему не приведут, по крайней мере, сейчас. Алех пристально посмотрел на нее. На ранчо ее можно было извинить за простые джинсы и футболку, но в ВИП‑секторе одной из самых престижных гонок в мире — нет. Его губы сжались. Он думал, что она прихорошится для него, как это делали другие женщины. Эмили же явилась без макияжа и в простом хлопковом платье, а ее светлая коса, лежавшая на одном ее плече, придавала ей вид перезрелой доярки, а не специалиста по связям с общественностью, которого он нанял, чтобы улучшить свой имидж.
Однако даже скромная одежда ничуть не умаляла его влечения к Эмили. Его возмущало физическое очарование, которое она излучала. Сознавала ли она, что тонкая ткань ее платья дразняще облегает пышную грудь, слишком живо напоминая ему о том, как он гладил ее, а она стонала? Или что ее голые ноги вызывали возбуждение в его паху: он начинал думать о том, какие трусики были на ней надеты. Позже, пообещал он себе, борясь с яростным приступом желания. Позже.