– Знаешь что, – сказала я, с трудом приподняв голову, – речь твою я понимаю от силы на четверть. Как ты умудрился остаться настолько трезвым?
– Тоже мне трезвый! – отвечала Эбби с торжеством. – Развел демагогию – значит, пьян. Пора бы тебе уже это усвоить. Дэниэл пьян в доску.
– Это не демагогия, – возразил Дэниэл, но смотрел он на Эбби с улыбкой, искристой и озорной. – Это монолог. Есть же монологи у Гамлета, ну а я чем хуже?
– Но гамлетовскую болтовню я хотя бы понимаю, – простонала я. – В основном.
– Если в двух словах, то он хочет сказать, – сообщил мне Раф, лежа головой на каминном коврике нос к носу со мной и глядя на меня в упор золотистыми глазами, – что политика – фигня.
Тот самый пикник на холме, почти год назад, – в тот раз Лекси и Раф обстреливали Дэниэла клубникой посреди другого монолога. Казалось, все это было со мной: свежий морской ветерок, ноги гудят после подъема в гору.
– Всё фигня, кроме Элвиса и шоколадок! – провозгласила я, подняла над головой бокал, едва не выронив, и услышала вдруг безудержный хохот Дэниэла.
Хмель придал Дэниэлу обаяния. Вино румянило ему щеки, а в глазах зажигало искры, обращало его чопорность в уверенную, звериную грацию. Вообще-то записной красавчик у нас Раф, но в тот вечер я любовалась Дэниэлом. В мерцании свечей, на фоне парчовой обивки кресла, с бокалом рубинового вина, с темными волосами, закрывшими лоб, он и сам был похож на древнего вождя – славный король в тронном зале, лихой и бесшабашный, пирует со свитой.
В распахнутые створчатые окна виден был ночной сад, вокруг фонарей вились мошки, плясали тени, легкий влажный ветерок колыхал занавески.
– Смотрите, лето! – удивился вдруг Джастин и спрыгнул с дивана. – Ветерок-то какой теплый! Лето! Пойдем, пойдем в сад. – Схватив на ходу за руку Эбби, он вылез из окна во двор.
Душистый ночной сад был полон жизни. Не знаю, сколько просидели мы там, под огромной ослепительной луной. Мы с Рафом, взявшись за руки, кружились на лужайке, пока не повалились в траву, задыхаясь и визжа от смеха; Джастин подбросил в воздух пригоршню цветов боярышника, и лепестки запорошили нас, будто снег; Дэниэл и Эбби танцевали босиком под деревьями медленный вальс, словно тени влюбленных на призрачном балу. Я кувыркалась в траве, ходила колесом – и плевать на мои воображаемые швы, и плевать, занималась ли Лекси гимнастикой; давно я так не напивалась, и давно не было мне так хорошо! Погрузиться бы еще глубже в эту истому и уже не выплыть, пить эту ночь жадными глотками, тонуть в ней.
Незаметно я отбилась от остальных, и оказалось вдруг, что я лежу лицом кверху возле грядки с зеленью, вдыхая запах молодой мяты, глядя в головокружительную высь с миллионами звезд, а вокруг никого. Я услыхала, как Раф тихонько окликнул меня с крыльца. С трудом встала, поплелась его искать, но меня будто земля не держала, ноги не слушались. Я пробиралась ощупью, хватаясь одной рукой за стену, другой – за живую изгородь, под босыми ногами хрустели ветки, но было совсем не больно.