– Да, – ответил он. – Пожалуй, стоило бы.
Отстранив меня мягко и равнодушно, он зашагал по лужайке к дому.
Эбби лежала в траве в своем легком белом платье, на спине, вытянув руку, – судя по всему, крепко спала.
Дэниэл опустился подле нее на одно колено, бережно поправил ей локон, затем выпрямился, смахнул травинки с брюк и повернул во внутренний дворик. Раф с порога взвыл: “Господи!” – и влетел в дом, хлопнув дверью. Джастин теперь уже точно плакал.
Все казалось нелепым, бессмысленным. Мир перед глазами плыл, вращался, дом беспомощно кренился, сад волновался, словно море. И вовсе я, оказывается, не протрезвела, пьяна вдрызг. Я села на скамью, уронила голову на колени и стала ждать, пока все уляжется.
То ли я задремала, то ли потеряла сознание, точно не знаю. Откуда-то неслись крики, но я пропускала их мимо ушей, решив, что я тут ни при чем.
Проснулась я оттого, что шея затекла, и не сразу поняла, как здесь очутилась, почему скрючилась на каменной скамье. Голова упиралась в стену под некрасивым углом, одежда липла к телу, меня трясло от холода.
Я медленно, в несколько приемов выпрямилась, встала. Голова тут же закружилась, меня замутило, я ухватилась за лозу плюща, чтобы не упасть. Сад погрузился в серые предрассветные сумерки – тихие, призрачные, ни один лист не дрогнет. Я застыла на миг, словно боясь его потревожить.
Эбби на лужайке уже не было. Трава отяжелела от росы, у меня сразу промокли ноги и отвороты джинсов. Посреди дворика были брошены чьи-то носки – может, мои, – но нагнуться за ними не хватало сил. Стеклянные двери были нараспашку, на диване похрапывал Раф, кругом валялись пепельницы, пустые бокалы, диванные подушки, несло перегаром. На пианино грозно поблескивали кривые осколки, а чуть выше на стене темнела свежая вмятина: кто-то швырнул бокал или пепельницу, и явно с умыслом. Я поднялась на цыпочках к себе наверх и, не раздеваясь, нырнула в постель. И долго еще не могла уснуть – меня била дрожь.
Встали мы, разумеется, поздно, с дичайшим похмельем и в препоганом настроении. Голова у меня трещала, даже волосы и те ныли, во рту помойка, губы запеклись. Я накинула поверх вчерашней одежды шерстяную кофту, глянула в зеркало, не поцарапал ли меня Дэниэл щетиной, – нет, ничего, – и поплелась вниз по лестнице.
На кухне Эбби роняла в стакан кубики льда.
– Прости, – сказала я с порога. – Я проспала завтрак?
Эбби сунула форму для льда обратно в холодильник, хлопнула дверцей.
– Никто не голоден. Я себе делаю “Кровавую Мэри”, Дэниэл кофе сварил, если хочешь что-нибудь еще – возьми сама.