Дэниэл чуть заметно повел плечами и, судя по взгляду, погрузился в себя, в свои мысли. Явно отверг изначальный план и придумывал что-то новое, перебирал варианты, оценивал, сравнивал, и мысль его работала быстрее, чем я могла вообразить.
– Ничего у тебя не выйдет, – сказал он. – Думаешь, раз я защищаю остальных, это тебе выгодно? Раз они по-прежнему считают, что ты Лекси, значит, будут с тобой откровенны? Но уверяю тебя, все они прекрасно понимают, чем мы рискуем. Я сомневаюсь, что кому-то из нас или всем нам светит тюрьма, у тебя нет доказательств, нет улик, иначе нас давно бы сцапали и весь этот балаган не понадобился бы. Спорим, еще полчаса назад ты не была уверена, что подозреваемый находится в “Боярышнике”.
– Мы отрабатываем все версии.
Он кивнул.
– При таком раскладе тюрьма для нас далеко не самое страшное. Попробуй, хоть на минутку, взглянуть на все нашими глазами – представь, что Лекси жива-здорова и снова дома. Если она обо всем узнает, это перечеркнет все наши усилия. Предположим, она узнает, что один из нас – скажем, Раф – ударил ее ножом, чуть не убил. Как думаешь, могла бы она жить с ним и дальше под одной крышей – без страха, без тайной злобы, без попреков?
– Ты же говорил, она не способна была думать о прошлом.
– Ну, здесь речь немного о другом, – сказал Дэниэл чуть язвительно. – Не было бы надежды, что она просто забудет, это вам не спор, чья очередь покупать молоко. Даже если и забудет, мог бы он смотреть на нее, не сознавая опасности – всего один звонок Мэкки или О’Нилу, и он за решеткой? Учти, это же Лекси, она могла бы позвонить в любую минуту, не ведая, что творит. Разве сможет он вести себя с ней по-старому – дразнить ее, спорить, даже просто высказывать свое мнение? А остальные – будут вокруг нее на цыпочках ходить, видеть опасность в каждом слове, в каждом взгляде, жить в вечном страхе, что один неверный шаг – и взорвется бомба, все полетит к чертям? Как думаешь, сколько бы мы продержались?
Говорил он спокойным, ровным голосом. Лениво клубился дымок сигареты, а Дэниэл смотрел, подняв голову, как тают в воздухе колечки.
– То, что случилось, можно пережить, – сказал он. – Нас погубит знание об этом. Звучит странно, тем более из уст человека науки, для которого знание превыше всего, но почитай Книгу бытия, а еще лучше – якобитов, уж они понимали, что слишком много знать опасно для жизни. Это знание будет всегда с нами рядом, будет маячить перед глазами, как окровавленный нож, и в конце концов рассечет наши узы. Но мы этого не допустим. Со дня твоего приезда мы всеми силами старались это предотвратить, вернуться к нормальной жизни. – Он вскинул бровь, по губам скользнула улыбка. – Скажем так. А если рассказать Лекси, кто ее ударил, о нормальной жизни можно забыть. Поверь, остальные на это не пойдут.