С Рафом мы познакомились спустя неделю, уже в разгар занятий. Сидим мы втроем на заднем ряду в аудитории, ждем лектора, и вдруг рядом с нами хлопает дверь, влетает Раф, весь мокрый от дождя, волосы липнут ко лбу, кулаки сжаты – наверняка только что из пробки, в паршивейшем настроении. Это было достойно шекспировской трагедии. Эбби сказала: Смотрите, Король Лир! – а Раф повернулся к ней да как рявкнет – знаешь ведь, он умеет: Сама-то как сюда попала, на папочкином лимузине? Или на метле? Мы с Джастином опешили, а Эбби засмеялась и говорит: На воздушном шаре! – и пододвинула ему стул. Чуть погодя он сел, буркнул: Прости. Вот и все.
Дэниэл глянул на листок плюща и улыбнулся про себя, нежно, влюбленно.
– Как мы друг к другу смогли притереться? Эбби болтает без умолку, а внутри замирает от робости, Джастин застенчив до ужаса, Раф голову оторвет, чуть что не по нем, ну и я в придачу. Знаю, я был убийственно серьезен. Честное слово, я до этого даже смеяться толком не умел…
– Ну а Лекси? – спросила я осторожно. – Откуда она взялась?
– Лекси… – Лицо Дэниэла дрогнуло в улыбке, будто подернулась рябью гладь воды. – Представь себе, даже не помню, как мы познакомились. Эбби, наверное, помнит, спроси у нее. А я помню одно: мы еще месяца не проучились в аспирантуре, а уже жизни без Лекси не представляли.
Он бережно положил листок рядом с собой на скамью, вытер платком пальцы.
– Мне всегда казалось чудом, – продолжал он, – что мы, все пятеро, друг друга нашли – невзирая на все трудности, на бастионы, которые каждый из нас вокруг себя возводил. Во многом, конечно, это благодаря Эбби; не знаю, что за чутье вело ее так безошибочно, может, она и сама не знает, но ты теперь видишь, почему я всегда доверяю ее суждениям. И все же сердце замирает при мысли, что мы запросто могли бы разминуться – если бы я или Эбби пришли часом позже на регистрацию, или Джастин отказался бы от приглашения, или Раф огрызнулся чуть злее и мы бы от него отстали. Теперь понимаешь, почему я верю в чудеса? Я представлял, как время поворачивает вспять, как тени нас нынешних приходят в прошлое, трогают каждого из нас за плечо и шепчут: Оглянись! Этот человек тебе предназначен; вот твоя жизнь, твое будущее – здесь, в очереди, в дверях, на пороге. Не упусти! Иначе как такое возможно?
Он нагнулся, собрал с каменных плит окурки, все до одного.
– За всю жизнь, – сказал он бесхитростно, – только их четверых я и любил по-настоящему. – Он встал и зашагал по лужайке к дому, в одной руке бокал и бутылка виски, в другой – пригоршня окурков.