Дэниэл почувствовал мой взгляд, поднял голову и улыбнулся мне. Впервые за все время я увидела его улыбку, она дышала неотразимой суровой нежностью. И он вновь склонился над книгой.
Спать я легла рано, часов в десять, – отчасти ради роли, отчасти, и тут Фрэнк был прав, потому что выдохлась. Мозг мой ощущал себя так, будто поучаствовал в интеллектуальном триатлоне. Я закрыла дверь спальни Лекси (нежный запах ландыша тотчас окутал мою шею, тревожный, любопытствующий), прижалась спиной к ней. Думала, и до кровати не доберусь, сползу по стенке и усну, не успев даже рухнуть на ковер. Первый день дался тяжелее, чем во время прошлой операции, и не из-за того что я старею, теряю форму, и не по другим лестным причинам, которые назвал бы О’Келли. В тот раз первую скрипку играла я – решала, с кем общаться, определяла дистанцию. А теперь Лекси уже за меня все решила и выбора мне не оставила, надо было строго следовать ее правилам, напряженно вслушиваться, словно сидишь в старых трескучих наушниках, а она отдает распоряжения.
Чувство, что командую здесь не я, было мне знакомо по прошлым делам, из самых неприятных. Почти все они плохо закончились. Но в них тон задавал убийца, всю дорогу нас опережая на несколько шагов. Впервые мне попалось дело, где всем заправляла жертва.
Впрочем, кое в чем сейчас было проще. Тогда, в Университетском колледже Дублина, от каждого моего слова оставался неприятный осадок, мерзкое послевкусие, как от плесневелого хлеба. Я уже говорила, не терплю вранья. А на этот раз каждое слово оставляло свежий привкус правды. Напрашивались лишь два возможных объяснения: либо я безбожно себя обманываю (без самооправданий спецагенту не прожить), либо, если отвлечься от голых фактов, на самом глубинном уровне я не лгу. Если нигде не сфальшивить, то почти каждое слово мое – правда, только не моя, а ее, Лекси. Пожалуй, разумнее всего, решила я, отклеиться от двери и лечь спать, пока окончательно не увязла в рассуждениях.
Спальня располагалась наверху, в глубине дома, напротив комнаты Дэниэла, над комнатой Джастина. Не слишком просторная, но и не слишком тесная, с низким потолком, простенькими белыми занавесками и шаткой узкой кроватью из кованого железа, которая заскрежетала, как старинный бельевой каток, едва я присела, – если Лекси умудрилась на ней забеременеть, аплодирую стоя! Кровать была застлана свежевыглаженным синим покрывалом, кто-то постелил чистое белье. Мебели было немного: полка с книгами, узкий деревянный шкаф с жестяными бирками внутри (ШЛЯПЫ, ЧУЛКИ), дешевая тумбочка с пластиковой лампой, старый туалетный столик с пыльной резьбой и трельяжем, отражавшим мое лицо под самыми неожиданными, пугающими углами. Я подумывала завесить зеркало простыней или чем-нибудь еще, но пришлось бы объяснять почему, к тому же меня не оставляло чувство, что отражение продолжит жить отдельно от меня, сколько его ни занавешивай.