Кресла, с виду уютные, так и манили, я уже направилась к одному из них, но тут в голове будто тормоз сработал. Я слышала стук собственного сердца. Я забыла, какое из кресел мое, забыла начисто. Ужин, блаженное безделье, уютное молчание наедине с Эбби, вот я и расслабилась.
– Я сейчас, – бросила я на ходу и юркнула в уборную – пусть остальные рассядутся, не оставив мне выбора, а дрожь в коленках уймется. Я отдышалась, голова снова заработала, и я вспомнила, где обычно сижу – в глубоком викторианском кресле для кормящих матерей, сбоку от камина. Фотографий мне Фрэнк показывал предостаточно. Это я должна была помнить.
Чуть все не испортила: села бы не в то кресло – и конец! И четырех часов бы не продержалась.
Когда я вернулась в гостиную, Джастин тревожно глянул на меня из-под нахмуренных бровей, но никто ни слова не сказал. Книги мои лежали на низком столике возле кресла: толстые исторические справочники, потрепанная “Джейн Эйр” поверх линованного блокнота, пожелтевший бульварный роман – Рип Корелли, “Охота на мужчин”, наверняка не для диссертации, но как знать, – на обложке воздушная красотка в юбке с разрезом, в чулке у нее пистолет (“Мужчины на нее слетались как мухи на мед – кто подлетит, того и прихлопнет!”). Ручка моя – синяя шариковая, с обгрызенным кончиком – лежала там же, где я ее оставила в среду вечером, не дописав предложение.
Спрятавшись за книгой, я украдкой наблюдала за остальными, не смотрит ли кто на меня с подозрением, но все углубились в чтение с привычной сосредоточенностью, внушавшей почти трепет. Эбби, сидя в кресле, а ноги поставив на расшитую скамеечку – ту самую, которую отреставрировала, – листала страницы, накручивая на палец локон. Раф сидел напротив меня, в другом кресле у камина, он то и дело откладывал книгу и наклонялся подбросить полено, пошуровать кочергой. Джастин лежал на диване с блокнотом на груди и что-то записывал, бурча себе под нос, пыхтя, озабоченно прищелкивая языком. Позади него на стене висел потрепанный гобелен, сцена охоты; казалось бы, Джастин в вельветовых штанах и очках без оправы совершенно не сочетался с фоном, но, как ни странно, выглядел он вполне уместно. Дэниэл сидел за карточным столиком в круге света от торшера, склонив каштановую голову, и не двигался, лишь нет-нет да и перевернет страницу. Тяжелые шторы из зеленого бархата были раздвинуты, и я представила, как мы выглядим со стороны, если наблюдать снаружи, из тенистого сада, – тихие, сосредоточенные, в отсветах камина; прекрасные и умиротворенные, будто из сна. На один пьянящий миг я позавидовала Лекси Мэдисон.