Лярва вела себя на слушаниях молчаливо и индифферентно, словно всё происходившее касалось её в последнюю очередь. Она ни в чём не созналась, наотрез отказалась признать свою вину в жестоком обращении с ребёнком и в понуждении дочери к проституции, отказалась и от медицинского освидетельствования на психическое здоровье и на алкогольную зависимость. Когда же судья указал прокурору на наличие в действиях ответчика признаков уголовного преступления и прокурор немедленно провозгласил о возбуждении уголовного дела, то Лярва лишь фыркнула в ответ и свысока насмешливо посмотрела на обвинителя. Поначалу она попыталась не являться на заседания, однако Колыванов, по-видимому, предвидел это — и у дома ответчицы заблаговременно оказался полицейский автомобиль, седоки которого столь настоятельно попросили Лярву проследовать с ними, что она не смогла отказаться и с тех пор удостаивала своим присутствием все заседания. Её наглое и безразличное поведение в суде вызывало у слушателей тем большее возмущение и негодование, чем более расстояния было между данными слушателями и Лярвою в жизни.
И если лично знакомые с нею люди сидели в зале суда, скажем так, смирненько и нахохлившись, воспринимали весь ход процесса и оглашаемые факты спокойно, страшась лишь собственной ответственности и худой славы, то совершенно незнакомые и далёкие от Лярвы люди (например, представители прессы) могли забыть об эгоистических страхах и вполне отдаться естественному негодованию. Вообще, любопытно было наблюдать в зале суда за ближайшими соседями Лярвы, которые, будучи опрошены судьёй, давали показания очень вдумчиво и осторожно, подолгу тянули «э-э-э», желая выгородить себя и всячески подчёркивая свою незамешанность в деле и слабую осведомлённость о подробностях.
Что касается девочки, то её поведение в суде вызывало у присутствующих столько же жалости, сколько и недоумения. Ей предоставили слово как ребёнку уже вполне сознательного возраста, однако слова её обескуражили весь зал и породили длительное мёртвое молчание. Впрочем, речь давалась ей нелегко, ибо по всему было видно, что бедная девочка пребывала в состоянии шока. Причины его слишком понятны: она ведь впервые в жизни оказалась где-то вне двора своей матери, впервые в жизни увидела яркий изобильный свет от больших окон, просторное и чистое помещение, впервые была привезена в автомобиле из деревни в город, но самое главное — увидела много людей в одном месте, и притом людей, совсем не похожих на обычных завсегдатаев её матери. Её, одетую в убогое, нечистое, не по росту платьице, внёс на руках работник суда и посадил на стул перед судьёю, вслед за чем в зале раздался громкий и множественный женский всхлип, аханье и — звенящая тишина.