Лярва уже оборотилась полностью всем корпусом и в упор исподлобья взирала на бабу Дуню, от потрясения лишившуюся дара речи. Сучка поворачивала голову то вправо, то влево и таращила глаза, в которых заблестели слёзы.
— А ну-ка свали отсюда! — процедила Лярва ребёнку и, не дождавшись никакой реакции, мощным ударом тыльной стороны ладони отшвырнула девочку, сбросила её со скамейки.
Сучка упала, слёзы брызнули из её глаз; приподнявшись на своих культях, она раз десять прошептала:
— Мамка, не надо! Мамка, не надо! Мамка, не надо!
А мамку теперь уже никто не отделял от бабы Дуни, никто и ничто — никакой барьер, никакая преграда, способная воспрепятствовать этим хищно дрожавшим, грязным, не по-женски крупным рукам исполнить задуманное. Беспомощно моргавшая и не опомнившаяся баба Дуня так и не успела осознать нависшую над нею опасность. Это были последние секунды, когда её крик, если бы раздался, мог ещё отвратить трагедию либо хотя бы привлечь к ней внимание. Ведь в соседнем дворе, буквально в пятидесяти метрах, продолжали сидеть на лавочке и что-то громко обсуждать старушки, скрытые густыми кленовыми зарослями.
Однако она так и не вскрикнула.
Быстро, словно коршун, кинулась к ней Лярва и вцепилась мёртвою хваткою в её горло. Баба Дуня, хрипя и ухватившись своими слабенькими нежными ручками за стальное, железобетонное кольцо пальцев вокруг своей шеи, начала медленно заваливаться назад. Лярва нависла над нею и, напрягая силы, молча сотрясала всё её полное тело, словно паук, высасывающий из бабочки её соки. Разница была лишь в том, что со стороны габариты двух тел выглядели прямо противоположными, ибо кругленькую, почти шарообразную бабу Дуню душила сверху тощая, тщедушная женщина с худыми, но жилистыми и очень сильными руками. Баба Дуня повалилась на спину — сперва на скамейке, затем оползла вниз, на землю. Ноги её конвульсивно задёргались, лицо побагровело, губы широко открытого рта страшно и беззвучно тряслись, а глаза полезли из орбит, жутко вывалившись крупными белками на веки. Сучка взирала на эту ужасную сцену молча и с постепенно сохнущими глазами, подобная кролику, лишённому воли одним присутствием удава. В эти мгновения ей даже не было жалко бабу Дуню: она лишь смотрела во все глаза на свою кряхтящую, злобно трясущуюся мать и не могла отвести зачарованного взгляда от её паучьей позы победительницы.
Пёс, не обращая внимания на людей, продолжал свою трапезу.
Наконец пожилая женщина, казалось, испустила дух и помертвела. Крайне медленно и крайне неохотно расцепила Лярва смертоносное кольцо своих пальцев, тяжело сползла с тела задушенной на землю и, сев подле, несколько страшных минут переводила дух, опустивши голову в накинутом капюшоне. Затем подняла лицо и долго, не мигая смотрела на свою дочь. Смотрела до тех пор, пока Сучку под взглядом матери не заколотила крупная нервическая дрожь.