Лярва (Кромсатов) - страница 99
Это был Колыванов. Он быстро пересёк двор, рванул на себя входную дверь, которая оказалась не заперта, вошёл в сени, долго рассматривал Сучку, испуганно хлопавшую на него глазами, а затем прошёл в главную комнату, где застал Лярву пьяною, но всё же способною хоть сколько-нибудь соображать и воспринимать реальность. В тот вечер она пила одна и гостей у неё не было, что оказалось очень кстати для визитёра. Она как раз успела подойти к двери комнаты, заслышав вошедшего в сени человека, и отшатнулась, когда он внёсся в комнату и обернулся. Некоторое время они стояли и молча изучали друг друга, причём Лярва, несмотря на затуманенное сознание, мгновенно смекнула суть предстоящего разговора. К собственному удивлению, ей удалось сосредоточиться и понять практически все слова, произнесённые посетителем, и даже запомнить многое из его речи. Колыванов был чуть не вдвое выше её ростом, его социальный статус она смутно осознавала, поэтому ни о какой агрессии, как в случае с Замалеей, даже не помыслила и лишь плотно, по сантиметрам осматривала гостя с головы до ног. Чуть заметная насмешливая улыбка — улыбка развратной женщины перед сильным мужчиной — искривила её бескровные губы, а разгоревшийся было взгляд постепенно мутнел и вновь становился безжизненно-рыбьим.
— А теперь садись и слушай, — сказал Колыванов и, подойдя к столу, облокотился сзади на спинку стула, исполненный скрытого торжества и едва сдерживаемого бешенства.
Выждав паузу, Лярва развязно отошла от двери, прошла мимо визитёра, села, скрестив руки, по другую сторону стола и воззрилась на него, напротив, ледяно-равнодушным, даже незаинтересованным взглядом, как бы издеваясь над его горячностью.
Дальнейшую речь Колыванов произнёс, так и не сев за стол напротив хозяйки, но прохаживаясь вдоль стола, смотря больше себе под ноги и даже обращаясь к собеседнице только отчасти, а в основном — к себе самому, словно формулируя для себя собственный «символ веры»:
— Такие, как ты, испокон веку торжествуют победу. И вы действительно очень часто побеждаете. Вы побеждаете, потому что сознаёте — либо по-звериному чуете — общую несправедливость мироустройства, несовершенство юридических институтов и самого законодательства, его неповоротливость, излишнюю зарегулированность правилами, не всегда выполнимыми, а главное — человеческую лень и трусость бороться со злом, то есть с вами. Вы побеждаете, потому что слишком примитивны, чтобы думать о чём-либо более высоком и сложном, нежели грубые агрессивные инстинкты, — а именно путь инстинктов как раз самый простой, короткий и, главное, понятный всем людям без исключения. Ваши-то мотивы как раз всем понятны, чего не скажешь о мотивах так называемых «борцов за правду». Вы побеждаете ещё и потому, что такие же грубые — только уже трусливые — инстинкты отличают и ваших оппонентов, то есть законопослушных членов общества. Вы побеждаете, наконец, потому, что вы более наглы и инициативны, чем они. Если же сюда присовокупить ещё и дьявольское везение, нередко сопровождающее злодеев, то может сложиться впечатление, что вы и вовсе непобедимы. Это всё так, и это правда, но есть всё же один камень, о который вы обречены спотыкаться и падать. И имя этому камню не закон, не объединение против вас многих и не измена вам удачи. Имя этому камню — ненависть к вам, ненависть даже одиночки. Чтобы вас побеждать, достаточно быть всего лишь фанатическим и убеждённым вашим врагом, только врагом, конечно, имеющим клыки и знающим, как эти клыки применять в деле, хладнокровно и без лишних эмоций. Говоря конкретно и нескромно, твой камень преткновения, о который ты уже споткнулась, уже упала и более не поднимешься, — это я, с чем тебя и поздравляю. Кто-то другой мог бы испугаться тебя, устрашиться за собственную жизнь в борьбе с тобою, — но я не испугаюсь, потому что жизнь моя сложилась так, что мне уже нечего бояться, и в том числе я не боюсь смерти. Кто-то другой мог бы устать бороться с тобой и сдаться, — но я не устану и не сдамся, потому что не имею другой причины жить, кроме борьбы с тобой и тебе подобными. Кто-то другой, может быть, мог бы польститься на материальные блага, будь ты способна их предложить, — но только не я, ибо цель моего существования давно уже не в материальных благах, и самая мысль о них вызывает во мне улыбку. Как видишь отсюда, я именно тот человек, встреча с которым была для тебя крайне нежелательна, ведь только такой, как я, способен остановить твои злодеяния и избавить от тебя общество законопослушных граждан. Если у тебя есть что сказать — говори!