– Не трогай мое лицо, – огрызнулся Корсо.
Ла Понте с облегчением выпустил воздух, который удерживал в груди.
– Я думал, ты уже помер, – признался он.
Корсо открыл второй глаз и попробовал приподняться. И тут же почувствовал, что мозги его колыхнулись в черепе, как желе на тарелке.
– Да, досталось тебе, – зачем-то сообщил Ла Понте, помогая ему встать.
Опершись на его плечо, чтобы сохранить равновесие, Корсо обвел взглядом комнату. Лиана Тайллефер и Рошфор испарились.
– Ты успел разглядеть того, кто меня ударил?
– Да. Высокий, смуглый. Шрам на лице.
– А раньше ты его когда-нибудь видел?
– Нет, – торговец книгами в отчаянии наморщил лоб. – Но мне показалось, что она отлично его знает… Ведь только она могла открыть ему дверь, пока мы спорили в ванной… Кстати, у этого типа здорово разбита губа. И замазана меркурхромом. – Флавио тронул собственную щеку, где опухоль уже начала спадать, и мстительно засмеялся. – Я смотрю, тут досталось всем.
Корсо, напрасно искавший свои очки, глянул на него с упреком:
– Одного понять не могу: почему они тебя-то не тронули?
– Было у них такое намерение… Но я сказал, что им это ни к чему. Мне до них дела нет. Я простой турист и оказался тут по чистой случайности.
– Но ведь ты мог…
– Я? Слушай! Мне вполне хватило того, что я получил от тебя. Поэтому я сложил из пальцев две буквы «V» – знак мира, видишь?.. Потом опустил крышку унитаза и сидел себе там посиживал, тихо и спокойно. Пока они не убрались.
– Ты у нас герой!
– Знаешь, лучше «на всякий случай», чем «кто бы мог подумать». Да, взгляни-ка – он протянул ему сложенную пополам карточку. – Уходя, они оставили это под пепельницей с окурком сигары «Монте-Кристо».
Корсо с трудом зацепился взглядом за карточку. Текст был написан чернилами, красивым – английским – почерком, заглавные буквы со сложными завитками:
Всё, что сделал предъявитель сего,
сделано по моему приказанию
и для блага государства.
3 декабря 1627 года
Ришелье[145]
Вопреки всему Корсо чуть не расхохотался. Это была та самая бумага, которую во время осады Ла-Рошели получила миледи, просившая голову д'Артаньяна. Потом бумагу у нее под дулом пистолета отобрал Атос: «Теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь». А в самом конце истории, после казни миледи, записка послужила оправдательным документом д'Артаньяну… Нет, с какой стороны ни глянь, но для одной-единственной главы – явный перебор. Пошатываясь, Корсо направился в ванную комнату, открыл кран и сунул голову под горячую воду. Потом посмотрел на себя в зеркало: опухшие глаза, щетина, стекающие струи. И еще он постоянно слышал звон в ушах, будто попал в осиное гнездо. Теперь бы сюда фотографа, подумал он. В общем, день начался отлично.