Она взглянула на меня с интересом.
— Вы нисколько не похожи на мисс Элджин, — сказала она.
— А почему я должна быть на нее похожей?
— А вы обе — учительницы музыки.
Я нетерпеливо пожала плечами и, поставив на пюпитр новые ноты, произнесла:
— Итак!
Аллегра улыбнулась. Она была вызывающе красива. При темных, почти черных, волосах, глаза у нее темно-серые, глубокого оттенка, опушенные густыми темными ресницами, под темными бровями. Они притягивали к себе ваш взгляд. Это была знойная красота, властная и завораживающая, красота, которую следовало остерегаться. И она сознавала свою красоту: носила на шее нитку ярких кораллов, таких узких и длинных, так плотно нанизанных, что они казались маленькими копьями.
Она рассмеялась и сказала:
— Вам не стоит пытаться походить на мисс Элджин, потому что вы совсем не такая. У вас была жизнь.
— Ты права, — ответила я легкомысленно.
— Вы понимаете, что я имею в виду под словом “жить”? Я тоже хочу жить. Думаю, что буду, как мой отец.
— Твой отец?
Она снова рассмеялась. У нее был грудной, дразнящий смех, который мне казался присущим только ей.
— Разве вам еще не рассказали о моем скандальном происхождении? Вы ведь уже встречались с моим отцом. Это мистер Нэйпир Стейси.
— Ты хочешь сказать…
Она задорно кивнула, наслаждаясь моим легким смущением.
— Вот почему я здесь. Не мог же сэр Вильям отвергнуть родную внучку, правда? — Задор улетучился с ее лица, и на нем проступил страх. — Он так не поступит. Неважно, что я сделала. Я ведь все равно его внучка, правда?
— Если мистер Нэйпир Стейси действительно твой отец, то, конечно, правда.
— Вы так говорите, словно сомневаетесь, миссис Верлен. Вы не должны сомневаться, потому что Нэйпир сам меня признал.
— В таком случае, — сказала я, — приходится принять этот факт.
— Я — не-за-кон-но-рож-денная, — она выговорила слово медленно, будто пробуя на вкус каждый слог.
— А моя мать… хотите, расскажу о ней? Она наполовину цыганка и нанялась сюда на работу… на кухню. Говорят, я очень похожа на нее, только она темнее меня… и еще больше похожа на цыганку. Она уехала сразу после моего рождения, больше не могла оставаться в доме, — Аллегра принялась напевать приятным, чуть хрипловатым голоском. — С цыганским табором.
Она взглянула на меня, чтобы узнать, какой эффект произвели ее слова, и осталась довольна, потому что я не смогла скрыть растерянность, которую вызвало у меня вновь открытое качество характера Нэйпира.
— Во мне есть цыганская кровь, но я ведь и Стейси тоже. Никто никогда не отнимет у меня моей мягкой перины или моих туфель на высоких каблуках — неважно, что мне их пока не разрешают носить. Но они у меня будут, и драгоценности в волосах тоже, и на балы начну ездить, и я никогда, никогда… никогда не покину Ловат-Стейси.