Так что же случилось в тот день, когда она закончила укладываться и вышла из домика?
Где-то должен скрываться ответ. И найду я его, похоже, скорее здесь, чем где бы то ни было.
Я стала подниматься по ступенькам, ведущим из комнаты. Они ходили под ногами, а последняя лежала прямо у массивной двери. Открыв ее, можно попасть прямо в маленькую гостиную, а из нее вела дверь в спальню, чуть больше гостиной, с одним маленьким окошечком со свинцовым стеклом; и я помню, в ней всегда было темно даже в яркий день. Я спала на раскладушке в спальне, а Рома на такой же раскладушке в гостиной…
Я толкнула тяжелую дверь и заглянула внутрь. Кроватей не было. Наверное, Рома сложила их, и, когда она ушла из домика, их увезли.
Меня пробрал озноб. Среди толстых каменных стен было холодно.
И все же здесь, в домике, я чувствовала близость Ромы и продолжала шептать ее имя:
— Рома! Рома, что же случилось в тот день?
Представилось, как она стоит у маленького окошка и смотрит на раскопки. Она была полностью поглощена работой, не переставала говорить о ней, торопливо умываясь водой, наспех подогретой в старой парафиновой печке внизу. В тот последний день о чем она думала? Об отъезде? О новых планах?
А потом, наверное, надела свое простое пальто поверх простых юбки и блузы, и единственным украшением служила нитка темно-красных халцедоновых бус или необработанной бирюзы, — и вышла на свежий воздух. Она пересекла свои раскопки и ушла… в небытие.
Я закрыла глаза. Так ясно ее вижу. Куда? Почему?
Ответ мог быть в домике.
Вдруг я услышала внизу звук. Я похолодела, по спине побежали мурашки. Вспомнились слова Аллегры: “А у вас когда-нибудь волосы вставали дыбом?” Я вдруг осознала всю заброшенность и изолированность домика. Молнией пронеслась мысль: ты приехала, чтобы выяснить, что случилось с Ромой. И ты сможешь это узнать, когда то же самое случится с тобой.
Шаги в тишине. Скрип двери. В домике кто-то был.
Я взглянула на окно. Мне хорошо известно, какое оно маленькое. Убежать через него невозможно. Господи, да почему же я должна ужасаться только потому, что кому-то взбрело в голову заглянуть в пустой заброшенный домик?
Может, у меня опять разыгралось воображение, но мне привиделась Рома, предостерегавшая меня.
Я прижалась к стене, прислушиваясь. Неожиданный страх вызван, конечно, болезненным воображением. Это потому, что Рома жила здесь, и теперь ее душа томилась, как томятся души всех, кого насильно вырвали из жизни. Да, это тень Ромы настойчиво предостерегала меня: осторожнее, здесь опасно.
Тут я снова услышала скрип двери и шаги на лестнице. Кто-то поднимался в спальню. Я решила смело встретить пришельца, кто бы он ни был, и, сунув дрожащие руки в карманы, направилась навстречу.