Следовало быть очень осторожной. Разумеется, я не дала Гилберту возможности хозяйничать в моей голове. Нет, образно говоря, я оставила его топтаться в прихожей и открыла доступ лишь к тем мыслям и воспоминаниям, которые сама же выпустила на первый план. Сейчас он все видел изнутри, моими глазами. Я говорю «видел», но на самом деле ему открывалось не только изображение, но и звуки, запахи, и — самое главное — эмоции.
…Вот меня арестовывают. Прямо во дворце. За окнами ярко светит солнце, а на ковер падает тень незнакомого стражника. На руки сразу же надевают кандалы. Удивление, беспокойство, но почти полная уверенность, что недоразумение разрешится в ближайшие часы.
…Допрос. Маленькая комнатка с казенной мебелью, совершенно обезличенная, невероятно яркий магический свет в лицо, и следователь, в сотый, наверное, раз задающий одни и те же вопросы. И я, тоже в сотый раз доказывающая, что все обвинения — полнейший бред. У меня хриплый, почти сорванный голос. Нет, меня не пытали, но я слишком часто переходила на крик от эмоций, пытаясь достучаться, объяснить, донести свою мысль.
…Камера, решетчатая дверь. Законник, которого я наняла, поняв, что самостоятельно мне не выпутаться. Он виновато опускает глаза, разводит руками. Ничего нельзя изменить, он старался как мог, но доказательства моей вины слишком весомы… Отчаяние, гнев, ярость, готовность убивать всех, кто попадется под руку. Я уже понимаю, что спасения нет, но все еще не готова смириться с этим осознанием.
…Суд. Пустая формальность: все уже решено. Я ушла в себя, молчу, не пытаюсь спорить, тихонько раскачиваюсь на стуле к неудовольствию охранника, и лишь на пару мгновений поднимаю взгляд, когда зачитывают приговор.
…Тюрьма. Уже совсем другая, удаленная, для тех, кого списали со счетов. Здесь нет законов, нет правил и нет снисхождения. Стража развлекается, как может. Если узников выводят из подземных камер и заставляют подняться по старым, истертым ступеням на первый этаж, значит, будут развлекаться. Крики обычно слышно заранее. Сегодня я якобы в чем-то провинилась. Под спиной — жесткий каменный пол, я лежу, пытаясь сгруппироваться, схватившись руками за голову, выставив локти перед лицом. В поле зрения то и дело попадают чужие ноги, обутые в грязные сапоги с тяжелой подошвой. Удар следует за ударом. Стоит повернуться, прикрывая побитый бок, как я вынужденно раскрываюсь другой стороной, и следующий пинок приходится туда. Кровь течет изо рта и из носа по щеке и подбородку, на полу и одежде остаются пятна. Чего-чего, а следов своих развлечений здесь не боятся.