Войска Черняховского «перепрыгнули» Неман. Последний крупный водный рубеж на подступах к Восточной Пруссии был преодолен. До границы с фашистской Германией оставалось всего около восьмидесяти километров. Но какие это были километры! Тяжелые бои развернулись за город Алитус. Начальник разведки генерал Алешин доложил командующему о том, что фашисты не успели эвакуировать советских граждан из алитусского лагеря заключенных. Черняховский приказал не открывать огня по району лагеря, город взять фланговыми ударами.
В фашистском застенке томились сотни советских людей. Каждый из них с замиранием сердца прислушивался к приближавшейся артиллерийской канонаде. Охрана, заперев ворота, заняла позиции в траншеях, направив пулеметы на окна бараков. Узники уже видели облака разрывов, приближающиеся к лагерю. Этот огонь угрожал их жизни, но был и единственной надеждой на освобождение.
Стена разрывов остановилась, не дойдя до лагеря. Снаряды стали рваться левее и правее.
— Фашисты удирают! — пронеслось по баракам.
— Только бы вырваться! Только бы оружие в руки!
Но неожиданно на плацу появились грузовики. Охранники стали выталкивать узников из бараков, загонять в машины. Тех, кто сопротивлялся, расстреливали на месте. На пяти битком набитых грузовиках гитлеровцы успели вывезти часть заключенных. Более ста человек расстреляли. Первыми из наших воинов в лагерь ворвались гвардии сержант Воронин, рядовые Астапенко, Баширов, Кожокарь… Гвардейцы в штыковом бою принесли освобождение своим соотечественникам.
Война приближалась к цитадели фашистской Германии — Восточной Пруссии. Раскаты канонады донеслись до пограничного города Ширвиндт. Услышал их и Альфред Мюллер, отставной кайзеровский капитан, руководитель местной национал-социалистской организации. Три с лишним года назад, в ночь накануне вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР, он устроил прием для офицеров одной из частей армии вторжения. Провозглашая тост за тостом, вспоминал, как его предки три века подряд совершали нашествия на славянские земли, как полки короля Фридриха Второго вторглись в Россию. Правда, забывал упомянуть о том, что впоследствии они были наголову разбиты и русские вступили в Берлин. Мюллер орал «Хайль Гитлер!» и с жаром говорил о грядущем мировом господстве арийской расы, с особым удовольствием подчеркивая, что Кенигсберг станет центром Великой Германии, которая будет простираться до Волги.
Но все случилось не так, как мечталось Мюллеру. Последняя весть о крупном поражении в битве за Вильнюс, о том, что русские неумолимо приближаются к границе, повергла его в уныние. Выцветшие глаза еще более потускнели, седые усики не топорщились, как прежде, задиристо и вызывающе, почетный шрам на щеке — не от бутафорской студенческой дуэли, а от ранения в первую мировую войну — придавал лицу еще более угрюмое выражение. Да, сильно сдал Мюллер! А ведь еще недавно выглядел бравым солдатом, несмотря на седьмой десяток лет. Как и все истые пруссаки, он был сентиментален, любил отражение зорь в озерцах, всплески карпов в прудах, запах сосен в своих лесных владениях. Имел двух сыновей и дочь. Ребята выросли сильными и здоровыми. Учил сыновей стрелять, готовил к военной муштре. Старшему исполнилось восемнадцать, когда умерла мать. С того времени надпись на кладбищенском кресте: «Фрау Шмидт, в замужестве Мюллер» — успела уже поблекнуть.