— Ах, Мате, не знаешь ты, что это за нещечко, наша невестушка! — завела она плаксивым тоном. — Я уж и не знаю, куда деваться от хлопот… Мотается по дому, ровно муха безголовая. За что ни возьмется — все не так. Глаза б мои не глядели, такая нескладеха… Одной посуды сколько переколотила! Все из рук валится, а слово скажи — сейчас нос надует, и пошла, и пошла, крику-то, греха-то…
— А ты уступи, ты старшая, умней должна быть. Умный уступает. Терпи — бог вон и тебя терпит. Не станешь задирать, она и сама исправится; а так только хуже ее испортишь. И работы на нее не наваливай — сама видишь, дети у нее малые. Когда твои дети малыми были, тоже не все в доме порядком шло… Ну, ну, нечего дуться, знаю, ты была хорошая хозяйка. А если что и не так было, то и понятно — разве успеть за всем… Ну и терпели. Ты хозяйка, должна добрым примером впереди идти. А ты дурной пример подаешь, и я этого не потерплю, не думай!
В сердце Еры слова эти занозой впились. «Даже он моей правоты не признает, не заступается за меня. Нет мне больше места в этом доме. Я его поднимать помогала, теперь другая все на ветер пустит!» Как может Мате корить ее, жену свою, за другую заступаться? Это муж-то, который и радость и горе должен с женой делить!
Мате отлично видел, что грызет Еру. Он кончил укладывать дрова, Ера вынесла ему вина с хлебом, поставила на стол из белого камня, врытый у крыльца. Мате сказал ей мирным, дружеским тоном:
— Понимаешь, голубка, я хозяин дома и хочу, чтобы был у нас мир и лад. Пускай же и будет мир под моей крышей! Потому я тебе это говорю, потому и отчитываю, что ты жена мне. Другое дело отчитывать невестку. Ее пускай тот учит, кому она женой доводится.
«Нашел учителя!» — чуть не сорвалось у Еры с языка, да она сдержалась: Мате предостерегающе поднял палец и глянул на нее строгим оком.
— Знаю, что́ ты хочешь сказать, — заговорил он сам с оттенком грусти. — Не надо ворошить это… Потому-то и твержу я постоянно, что муж — хозяин в доме, ему — приказывать да распоряжаться. Плохо, когда наоборот. Не может богатеть и благоденствовать дом, в котором нет хозяина…
Ера отошла, немного успокоенная, примиренная — поняла, что муж все-таки признает ее правой. Осуждает, ругает для виду, а в душе — на ее стороне. Хоть это-то хорошо.
Но не прояснилось лицо у Мате. Стоит перед взором его все то дурное, что пустило корни в его доме; теперь эти корни проросли уже в самое основание дома, грозят развалить его. И не может Мате не видеть, что дурное это вошло в дом вместе с невесткой. До нее жили ладно и мирно, каждый, без шума и суеты, тянул к общей цели. Крепко держались друг друга, как огниво за цепочку. А теперь что?