— Во всяком случае, заслуживает внимания тот факт, что встретились сегодня три человека и целый час довольно сносно толковали об общественных делах, ни словом не упомянув ни о потрепанном, сюртуке Старчевича, ни об иудейском происхождении Франка. А это уже большой шаг вперед, господа! Я бы еще добавил, что мы провели самое трезвое политическое совещание во всем триедином королевстве![55]
Уже изрядно стемнело, когда Нико и Зандоме вышли на улицу. Звезды зажглись, кротко глядят на нашу землю. Во дворах все угомонилось, опустели улицы, лишь из домов глухо доносится говор их обитателей, собравшихся у очага. Похолодало: в воздухе чувствуется влажность. Откуда-то из-за города, вероятно, с того места, где стоит распятие, долетает протяжная песня; мощно звучат мужские голоса.
Зандоме взял приятеля под руку.
— Ну, а ты все еще обгладываешь одну и ту же кость?
— Что ты имеешь в виду?
— Твою идею жениться на Претурше.
Зандоме почувствовал, как дрогнула рука Нико.
— Почему ты спросил именно сейчас?
— Потому, что видел малютку Зоркович. По-моему, выросла девица хоть куда. Одета, правда, ужасно, но видно — прелестное существо.
— Вот-вот! Даже такая одежда не спасла ее от твоего взгляда, — сердито буркнул Нико, опять его возмутила бесцеремонность друга. — А ведь эта одежда вдвойне священна: наполовину монастырская, наполовину детская.
— Я любуюсь женщиной, если она заслуживает восхищения, что бы ни было на ней надето. А Дорица заслуживает восхищения. И не видят этого одни слепые, за которых нам остается только молиться, чтоб прозрели.
— Похвала в твоих устах немного значит. Ты расточаешь их и на менее прекрасные предметы.
Зандоме рассмеялся.
— Ты первый человек, отказывающий мне в чувстве вкуса! А я, amice[56], в таких делах всегда руковожусь вкусом.
И все же Нико не в силах совладать со своим недовольством. Слова Зандоме оскорбляют его. Оскорбляет тон, каким он говорит о Дорице, да и вообще — уже одно то, что он о ней говорит…
Они остановились у ворот Дубчичей, и тут Зандоме не выдержал:
— Ты за что-то сердишься на меня. Между тем ты — счастливец, а счастливцам никогда не следовало бы сердиться. Ты завоевал сердца двух самых красивых девушек. И не знаешь теперь, в пользу которой решить: колеблешься, медлишь, мучаешься и обижаешься на лучших своих друзей. А решение-то ясно, как день!
— Господи, о чем ты?
— О том, что пора тебе решиться и сделать своей верной и честной супругой эту малютку.
— Жаль мне тебя, Зандоме! — возмутился Нико. — Как известно, я связан словом.
— Я бы позволил связать себя только любовью. Ну, не сердись! — И Зандоме, крепко пожав ему руку, скрылся в темноте.