— Да нет, уж лучше пусть будет, какой есть. А ты утешь его, выбей из его головы угрызения совести!
— Как прикажете. Вы знаете — я вас теперь слушаю… как ненастье надвинулось. Эх, мне бы раньше вас слушаться! — без тени усмешки воскликнул он. — Плавала бы моя ладья нынче в других водах…
— Ее еще можно направить по верному курсу, Зандоме!
— Поздно, тетушка, — грустно улыбнулся тот. — Прочно села на мель. И ни к чему заниматься ею.
Нико не утаил от друга, что его мучит.
— Никогда себе не прощу, что зашел так далеко. Навлек позор на себя, а на нее тем более. Никогда мне не смыть этого гнусного пятна! Вечно будет меня жечь, грызть, как раковая опухоль…
— Подобные пятна, сынок, не редкость в нашем обществе, — спокойно возразил Зандоме. — Спроси лучше, на ком их нет? Очень мало найдется нас, цивилизованных людей, без таких пятен… Чему и удивляться? Человеческое общество становится все сложнее. Пути-дорожки, по которым нам идти, все больше перепутываются, закручиваются. Нередко приводят к провалам, к пропастям, прикрытым зеленой листвой. Идешь себе беспечно, глядь — а ты уже в яме. Надо быть исключительным человеком, чтоб избежать всех ловушек и добраться к цели без урона. Все мы, кто бродит в этом лабиринте, кто воображает, будто идет вперед, — все мы покрыты такими пятнами и шрамами от старых ран и ушибов. И, право, некогда нам копаться в них. Хочешь шагать вперед — не заползай, как улитка, в свой домик. А шагать вперед надо, не то закостенеешь, как наш шьор Илия Зоркович!
— Легко тебе! На твоей совести нет девушки, которую ты погубил! А она мне так верила! И ее отец…
— Ну, отца оставим в стороне: этот никогда не верил, да и не желал тебя в зятья. Он человек разумный и в состоянии трезво смотреть на вещи. Что же касается погибели, то мы еще посмотрим, погибель ли это! А Катица твоя пускай пока пургирует[57]…
Нико не понял этого слова. Зандоме, заметив это, со своей обычной усмешкой спросил:
— Ты ведь знаешь, что такое — пургировать?
— Съедобные улитки пургируют, — невольно улыбнулся и Нико.
— Совершенно верно: как принесут их из лесу, дают им сперва очиститься. Не кормят их, пока они не извергнут из себя соки разных трав, вредных для нашего желудка. На это уходит порой целый месяц, если улитка жирная. Так и твоя Катица. Ее сердце напиталось ядовитыми соками. Теперь она начала их выгонять — вот уже чуть ли не с месяц, если не больше. Конечно, потребуется много времени, пока она сможет забыть, все, что навоображала. И тогда вполне подойдет в жены Пашко Бобице. Поверь мне, он ее все равно возьмет, несмотря на случившееся. Особенно если шьора Анзуля откроет щедрую руку, как она это умеет делать… В конце-то концов, в чем ты себя обвиняешь? Твои отношения с ней не переступали границ, на что, кстати сказать, я никогда не счел бы способным нашего Нико Дубчича. Ведь ты и не Дубчич теперь, а прямо Платон!