— Да кто ж тебя оборонит, когда отец дух испустит? А ведь душа-то его в чем только держится! Как подумаю, чем он еще жив — мороз подирает… И я бы у тебя приютилась от этой змеи… Кто с ней справится, как возьмет в руки ключи от дома?
В конце концов Катица не выдержала, убежала в свою каморку, где никто ее не увидит, бросилась на кровать, выплакалась досыта…
Однажды Мате велел позвать писаря и двух свидетелей, в присутствии которых и составил свое завещание. Когда они удалились, молчаливые, серьезные, — в доме стало как-то непривычно тихо и задумчиво. Ивана не было. Как только те трое пришли, он убежал в поле. Всю дорогу плакал, как ребенок. Тяжелое чувство осиротелости навалилось на него. Все мысли его и планы насчет самостоятельной жизни кажутся ему теперь греховными. Как будто он согрешил против отца, высказав их…
Только теперь понял Иван: все, что есть в доме, сделалось не само собой. Все, что нажито, добывалось руками и разумом отца. Мало махать мотыгой в винограднике! Другие вон тоже мотыжат землю, может, еще усерднее, чем отец, а какой толк? Никакого! Семьи разделились, обеднели, распались… А отец построил свой дом, поставил его на прочном основании. Отец учил его, Ивана, — как работать в поле, как держаться с людьми. В школу его посылал, хотя сам никогда в школе не учился. Водил за руку в церковь, наставлял к добру… Предостерегал от дурной компании, бдил над каждым его шагом. Сколько раз мог поскользнуться Иван, если б не мудрые советы отца. Вот и теперь — болтался бы где-нибудь в Америке, и хозяйство разрушилось бы… А как отец всегда с ним обходился! Так ласково, так бережно… Даже когда бранил — бранил в духе любви и тихости. А как здоровье сына берег, не позволял переутомляться, сам всегда брался за тяжелые работы…
Все это вспомнилось Ивану, когда он с мукой в сердце бежал в поля.
— Нет у меня больше отца — нет у меня отца! — горестно закричал он и упал на голые камни.
Прошло несколько дней; и хотя стоит зима и дни стали короче — эти несколько дней показались нашим героям долгими, бесконечными. Мандина ежедневно ходила под Грабовик справляться о больном, и не с пустыми руками — всякий раз то что-нибудь вкусное из кухни принесет ему, то бутылочку прошека для подкрепления. Но от всего этого больному мало радости: самый сладкий кусок превращается у него во рту в полынь и желчь.
Однажды вечером явился к шьоре Анзуле Пашко Бобица. Она удивленно окинула взглядом его хороший костюм, но еще больше удивилась, когда Пашко сообщил, что завтра ее ждут в доме под Грабовиком.