Однако, вопреки ожиданию — всеобщему ожиданию, «мужского» звона все нет и нет. В сумерки отзвонили «Аве, Мария», а событие, которое ждали наверняка, так и не произошло. Семья провела у одра Мате весь вечер и часть ночи, только на рассвете все разошлись на короткий отдых.
Утром, когда солнце стояло уже довольно высоко, Ера вошла в комнату мужа. Мате лежит неподвижно, как вчера, — и никаких перемен в нем не видно.
— Как по-твоему, отчего это? — тихо спросила Ера у Лоле.
— Без перемен, без перемен… — пробормотал тот, стыдившийся своего просчета. — Сам не понимаю, в чем дело, ведь еще вчера должно было стать… то, что должно было стать. А нынче уж и не знаю…
Ера испугалась.
— Раз уж Лоле не знает, откуда нам-то знать? — пожаловалась она сыну. — Когда же это будет? О господи, сократи его муки, сократи его муки, призови к себе!
Невестка предложила зажечь восковую свечу перед присноблаженной девой; сын считает — надо пригласить дона Роко, пускай помолится над отцом за смерть тихую и благословенную. Все советы были исполнены. Перед обедом пришел дон Роко, помолился над умирающим, вся семья опустилась на колени и жарко молила небо о милости и милосердии.
После обеда Мате был все в том же состоянии, что вчера и позавчера.
И тогда Ера решилась. Делать нечего, надо прибегнуть к другим средствам. Тайно послала на Верха за старой Урсой.
Уже порядком стемнело, когда Урса пришла. Моросил мелкий дождь, и Урса накрылась мешком — получилось нечто вроде капюшона на голове, и спина закрыта. Под этим капюшоном виднелся красный платок, а под ним — темное, загорелое лицо с широким носом и крупными зубами. Все это придавало Урсе необычный вид; вдобавок в правой руке она держала костыль, достигающий ей почти до подмышки.
Все со страхом смотрели на необыкновенную старуху, о которой ходила молва, будто ей многое открыто, так как она общается с потусторонними силами. Урсе известно, что о ней говорят, и, как видно, она этим гордится.
Старуха подошла к кровати и внимательно осмотрела умирающего своими черными глазами. Все с трепетом ждали ее слов: только тот, кто лежит на кровати, — недвижим; лишь грудь его прерывисто поднимается и опадает.
— А он не в сорочке родился? — обратилась Урса к Ере.
Та смотрит растерянно, не зная, что ответить.
— Я знаю, он родился в сорочке, — уверенно говорит Урса, пристукивая костылем в подтверждение своих слов. — И знаю, где-то она сохранилась, ищите!
— Господи, как же вы это знаете? — спросила Ера, в ужасе перед таинственной властью этой женщины.
— Знаю, есть сорочка, — твердит старуха, обводя всех повелительным взглядом. — Ищи, дочь моя, поищи в сундуках и скрынях. Видишь, как мается, а без своей сорочки не помрет.