Ко всеобщему испугу и изумлению, старший брат, Иван, подтвердил, что Мате действительно родился в сорочке: об этом часто рассказывала их покойница мать.
— Ищите… Ищите! — торопит Урса. — Она где-то есть…
Искали по всему дому, перерыли все сундуки и ящики, перетряхнули все белье. В большом ларе под лестницей, в котором хранились долота, клещи, гвозди, старые подковы и прочий хлам, нашли маленький ларчик, на крышке которого был нарисован корабль с раздутыми парусами и синее море. Сколько раз видела Ера этот ларчик, но никогда в него не заглядывала — ларчик был заперт, а ключ потерялся. Иван без колебаний поддел крышку долотом и взломал замок. Жадно заглянули — что внутри? Там был только старый платочек с желтыми цветами, а в нем завернут кусок кожицы.
— Говорила я, должна где-то быть! — воскликнула Урса и, взяв кожицу, положила ее на голову Мате. — А теперь бегите кто-нибудь за доном Роко!
Иван сам пошел за священником, разбудил его, и тот пришел, начал читать отходную при свете освященной свечи.
К полуночи Мате испустил дух.
Дон Роко, проводив его на тот свет, исполнив до конца свой долг, вернулся к себе, довольный и умиротворенный. Этой ночью никто больше не позовет его к умирающему…
На рассвете, только отзвонили «Аве, Мария», раздался погребальный «мужской» звон. Унылые звуки стенаниями разлетаются по городу. Люди, только что набожным вздохом приветствовавшие матерь божию, забормотали теперь еще «Отче наш» за душу Мате, от всего сердца желая: «Господи, дай ему вечный покой!»
На другой день с утра от церкви к дому под Грабовиком потянулась, под сенью креста, длинная, торжественная процессия. За крестом шагал дон Роко, окруженный настоятелями и капелланами ближних приходов. За духовенством двигалась целая толпа — тежаки, ремесленники, господа… В хвосте толпы — черная туча женщин, а сбоку вприпрыжку бежали дети, некоторые совсем босиком и все без шапок.
Дон Роко со священниками ступили во двор, затем в дом. Двое служителей стали ходить среди собравшихся, раздавая высокие восковые свечи. Все примолкло в доме и во дворе, но не надолго. Едва дон Роко вышел из дому и понесли за ним гроб под черным сукном, в доме разом поднялся крик, плач, вопли, причитания… Закрытые до той минуты окна все распахнулись, из них высунулись плачущие, вопящие женщины. Их крики прорывались сквозь пение священников и певчих, Ера с исступленными воплями сдернула с головы платок, стала рвать на себе волосы…
Когда похоронная процессия проходила под окнами домов, отовсюду на гроб сыпались цветы и падали на землю, и толпа затаптывала их… Лишь несколько желтых листочков удержалось на черном сукне.