— Так это из-за его сценария тебя так измочалили? — изумился Неделяев.
— А что — заметно? — усмехнулся приятель и затянулся от сигареты, на какое-то мгновение целиком погрузившись в эту затяжку. — Уж что точно, то точно — измочалили. Места живого не оставили. Верь не верь, через семь комиссий прошел — таким ужасным деятелем, которому не место в советском телевидении, изобразил меня в различных инстанциях Исаак Григорьевич. Леньку даже в роно вызывали, не издеваюсь ли я над ним…
Слушать такое было тягостно. Поколебалась, грозя исчезнуть, возникшая было по дороге сюда робкая решимость дать завтра бой и комиссии, если она вознамерится утвердить сценарий, и Дэн-Реебровичу, а в его лице — и Исааку Григорьевичу. Судя по всему, этот человек умеет постоять за себя.
Чтобы прекратить этот разговор, Неделяев спросил, пустит ли приятель его переночевать, как Тамара-то?..
— Худо, — ответил приятель и поежился. — Совсем баба сбесилась. Утром встаю — ор. Вечером прихожу — то же самое. Никого в дом не пускает. Но тебя это пока не касается, тебя она еще терпит… Ищи кружку.
Высмотреть, а затем и завладеть кружкой в этот час оказалось не просто, кружки шли нарасхват, и пока Неделяев занимался этим, он все думал о том, а не поторопился ли напроситься на ночлег, не отказаться ли, сославшись на какой-нибудь благовидный предлог, и не скоротать ли ночь в зале ожидания Ленинградского вокзала. Это пристанище на Арбате надо беречь на самые крайние, безвыходные случаи, без него в Москву хоть и не приезжай. Нельзя раздражать Тамару, она терпит его, должно быть, потому, что он, Неделяев, когда-то познакомил ее с приятелем, а потом был свидетелем и единственным гостем, не считая подруги Тамары, на их скромной свадьбе.
Хорошо было приезжать в Москву в первые годы после окончания института. Много было знакомых девушек и женщин (одну не застанешь дома, так позвонишь другой) — они охотно привечали его, ничего не имели против, чтобы он как можно дольше оставался у них, желательно навсегда. Но время-то ведь не стоит на месте, оно течет — такая вот банальная истина. Устав надеяться на более серьезные отношения, девушки повыходили замуж, а женщины остепенились и посуровели, у них подрастали дети от неудачных браков — им стало не до Неделяева. Он тоже обзавелся своим гнездом, народились дети, и то, что вчера казалось само собой разумеющимся, сегодня навсегда кануло из его жизни…
Погруженный в такие безрадостные размышления, Неделяев до тех пор рассеянно и неудачно выискивал кружку, пока кто-то не потянул его за рукав. Перед ним стояла живая достопримечательность пивного зала — девяностолетний архитектор — крохотный усохший старик чеховского или бунинского типа с бородкой клинышком, летом щеголявший в белом холстинковом костюме и соломенном канотье, а зимой в тяжелом пальто на вате, с каракулевым, словно бы запыленным или потускневшим, воротником. Кружки пива старику хватало часа на два. Столько же он мог простоять в уголке поукромнее, с неослабевающим интересом наблюдая, как шустрит перед его много чего повидавшими глазами вся эта разномастная, неугомонная, человеческая рать.