Румяный крепыш, прислонившись к грубо обтесанной стене с коричневыми жгутами мха между венцами, все же умудрился закемарить, время от времени восторженно проборматывая:
— Чтоб синяки выпаривать!..
Стиляга снял с себя серый пиджак и, расстелив его подкладкой вниз, предложил сыграть на щелбаны. Мы принялись подкидывать монетку, и тот, у кого она ложилась решкой вниз, незамедлительно получал по паре крепких щелбанов. Но и это развлечение, так неплохо отвлекавшее меня от невеселых дум, было прервано стремительным появлением толстого сержанта.
— Э, орлы-алкоголики, да, я гляжу, с вами никак не договориться? — разочарованно протянул он. — Вы мне это бросьте! Тут КПЗ, а не зал для развлечений.
— Слушай, сержант, — удивился щетинистый мужик. — Ты что — сквозь стену видишь?
— Точно, — румяные щеки сержанта раздвинулись в улыбке.
— Чего же ты не скажешь, кто из нас газету сорвал?
— Сознательности от вас дожидаюсь.
— Да какая же у нас сознательность, коль мы мешаем вам жить?
— Совсем пропащих людей нет, — наставительно заметил сержант. — Газеты-то читать надо. Иногда в них и дельное пишут.
— Советчики-воспитатели, — криво усмехнулся мужик. — Законы-то, видать, не для вас пишутся. Держите нас без санкции прокурора, да еще и карты отбираете. Мы выйдем, напишем прокурору, а копию в газету «Правда». Там ждут не дождутся таких сигналов.
Сержант обеспокоенно помрачнел.
— А ты, дядя, небось и не в таких заведениях сиживал?
— Может, и сиживал.
— Все законы знаешь?
— Знаю.
Сержант задом открыл дверь и выпятился в коридор. В камере наступило затишье. Каждый молча занимался чем умел: щетинистый мужик, насыпав на ноготь большого пальца левой руки пеплу от папиросы, слизывал его, морщась, должно быть, от какой-то болезни желудка, румяный крепыш опять кемарил, стиляга разбирал надписи на стенах, а узкоплечий, приоткрыв дверь, старался высмотреть, что происходит в коридоре. Тревога, что не успею проводить Дину, все больше охватывала меня. Время летело.
Из глубины коридора раздались чьи-то упругие шаги, и энергичный голос спросил, не признались ли мы еще. Сержант ответил, что и не думаем и что прокурору жаловаться собираемся. И в газету «Правда».
— Грамотные, — ответил голос. — Выгони их вон.
Узкоплечий, быстро прикрыв дверь, шмыгнул к нарам. Появился сержант.
— Ну, орлы-алкоголики, выметайтесь! — весело гаркнул он.
Из-за его плеча выглянуло лицо дежурного офицера, распорядившегося отпустить нас. Офицер спросил, кто будет Пазухин, и, когда я отозвался, внимательно всмотрелся в меня, словно запоминая.
На улице ко мне подошел щетинистый мужик. Он молча прошел шагов двадцать, выжидая, когда удалятся остальные и, понизив голос, посоветовал мне ни с кем не болтать об этом деле.