— Я так и знала, что ты здесь, — оживленно сказала Дина и ловко нырнула в баркас. — Как хорошо-то ту-ут! Ого! Ты уже раздобыл печку? Товарищ работает оперативно. Правда чудесно, что у нас есть такое отличное местечко?.. Ты чем занимался сегодня? Я мыла полы. Бабушка уверяет, что у такого задумчивого юноши, как ты, намерения могут быть только самые серьезные. Она все еще живет представлениями чеховского времени. Но другой такой бабушки, как моя, нет.
Я рассказал ей, как доставал печку.
— Побудем немножко, и ты уйдешь, — возбужденно пробормотала Дина, целиком охваченная какими-то своими мыслями. — Ты не обиделся? Сейчас я сама не своя. Не хочу глупостей. Во всяком случае, до тех пор, пока не познакомлю тебя с бабушкой и мамой. Они желают убедиться, стою ли я тебя… Ступай.
Я послушно вылез наружу и зашагал напрямик по снежной целине, даже не отворачиваясь от режущих лицо взмахов метели. Выйдя на твердую дорогу, я оглянулся. Баркаса не было видно. Показалось даже, что его и нет вовсе, что мне приснилось все, оставив во мне какое-то щемящее, грустное ощущение, и я уж хотел вернуться, чтобы удостовериться в обратном, но не посмел сделать это. В моих ушах звенели слова Дины.
На сходе с Больничного моста меня обогнал Шарик. Забитая снегом шерсть его дыбилась, отчего пес казался сутулым. У дверей приемного пункта пес остановился. Он яростно царапал дверь и подвывал, наверно, но все заглушал разгульный визг метели. Мне стало жаль бесприютного пса, и я подергал за сигнальную веревку.
Мы сидели у Данилы Петровича и попивали чай, когда нагрянул Леня-Боровок с двумя дружинниками и объявил, что, по его сведениям, в приемном пункте обосновался притон разврата. Он так и выразился — притон разврата.
— Позвольте, — засуетился Данила Петрович, одергивая серый свитер. — Это какое-то недоразумение. Разве запрещено ходить друг другу в гости?
— Ну, ты, папаша, даешь, — снисходительно ухмыльнулся Леня. — За кого ты нас принимаешь?
— А за кого тебя, Ленечка, принимать? — спросила Галка. — Проясни свою мысль?
— В гости, барышня, ходят к людям одного с собой пола и возраста, — наставительно объяснил Леня, ощупывая каждого из нас озабоченным, удовлетворенным взглядом.
— Так даже? — удивилась Галка, наивно вытаращив свои глазищи. — А кто прошлым летом упрашивал меня прийти в гости? Как куколку обещал нарядить. Сколько вам лет, товарищ Боровок?
— Но-но! Я тебе покажу «Боровок», — угрожающе захрюкал Леня. — Поживее одевайтесь-то. В отделении быстро с вами разберутся.
С Данилой Петровичем творилось что-то неладное: он никак не мог продеть руки в рукава пальто, а вместо шапки попытался навернуть на голову шарф. Моложавого, бодрого человека, которого мы видели пять минут назад, как не бывало. Неужели жизнь его так напугала, что ему уже никогда не выпрямиться, не воспрять, не оправиться?..