— Где искал.
— Посмотрите-ка на ту девчонку, — вмешался рядовой, которого звали Харрис.
Все повернулись — по улице шла молодая женщина с золотистыми волосами. Чувствуя на себе жадные взгляды, она нарочно подняла голову и, проходя мимо солдат, покачала бедрами.
— Я уж подумал, что меня подстрелили и я попал рай.
— Думаю, парни, нам здесь понравится, — сказал Харпер. — Если только не повесят.
— Десять к одному, что тебя вздернут, — заметил появившийся у дома и уже развязывающий мешок ротный Харпера, капитан Мюррей.
— Не мой, сэр. И что там внутри, не знаю. Уж вам бы врать не стал, сэр.
— Даже и не думай, Харпер. Даже и не думай. И вот что еще. Твое там или не твое, но от ножки не откажусь.
Харпер усмехнулся:
— Хорошо, сэр.
Теперь на берегу было уже три батальона. Лошади тащили на возвышенность полевые пушки. А с севера подходили все новые и новые корабли. Никто не стрелял, и никто не выказывал признаков сопротивления. Наконец на берегу появились и первые генералы, а адъютанты расстелили на песке карты.
Тем временем 1-й эскадрон легких драгун вел уставших лошадей к заполненной водой канаве.
— Эй, хозяйка! — крикнул стрелок женщине, со страхом смотревшей на него от двери. — Чай, а? — Он протянул руку, показывая пригоршню чайных листьев. — Воды вскипятить можешь?
Ее муж, ходивший матросом на Балтике и бывавший в свое время в таких городах, как Ньюкасл и Лейт, первым сообразил, о чем речь.
— Дрова денег стоят, — проворчал он.
— Держи. — Стрелок протянул медную монету. — Хорошие деньги! Английские! Не то что ваш мусор. Чай, да?
Итак, стрелки получили чай, на высотке выставили пикет, а британская армия высадилась на берег.
Облака над Копенгагеном наконец разошлись, и небо прояснилось. Лучи летнего солнца засияли на медных кровлях и водах бухты, где нашли убежище десятки датских кораблей. Британский флот стал на якорь в десяти милях к северу.
Дворец Амалиенборг находился к западу от бухты. В действительности он представлял собой четыре маленьких дворца и отличался не грозной величественностью, а грациозной камерностью. Именно здесь, на верхнем этаже, окна которого выходили на гавань, кронпринц прощался с городской знатью. Все лето он провел в южной провинции страны, но вернулся в столицу, как только услышал, что британский флот вошел в Балтику. Вернулся, дабы ободрить горожан. Дания, заявил кронпринц, не желает воевать. Дании не нужна ссора с Британией, и жители ее не питают к Британии недобрых чувств, но, если Британия будет упорствовать в своих возмутительных требованиях передать ей флот, Дания будет защищаться. Это означало, что пострадает в первую очередь именно Копенгаген, в бухте которого и укрылся тот самый флот, чья судьба так волновала Лондон.