Астрид расплакалась, и Шарп обнял ее.
— Я не могу уехать без согласия отца, — прошептала она, немного успокоившись. — Так поступать нельзя.
— Не можешь, — согласился Шарп. Он не понимал покорности Астрид, но понимал, что это важно для нее. — Один человек сказал, что у вас здесь очень респектабельное общество. Боюсь, мне в него не попасть. Благочиния не хватает. Так что, наверно, оно все к лучшему. Но однажды, кто знает, может быть, я еще вернусь, а?
Он пришел обратно в город через кладбище, где уже вырыли огромную яму для погребения погибших от огня.
В тот же вечер во дворце Амалиенборг лорд Памфри отделил часть золота и уложил в свой сундучок. Оставшееся — получалось около девяти тысяч гиней — будет возвращено казначейству, а разница между первоначальной и итоговой суммами списана на Джона Лависсера.
— Я бы предложил отправить золото с Шарпом, — сказал Памфри сэру Дэвиду Бэрду, когда они встретились на следующий день.
— Почему именно с ним?
— Потому что я хочу убрать его из Копенгагена, — объяснил Памфри.
— Что еще он натворил? — нахмурился генерал.
— Лейтенант Шарп четко выполнил все данные ему инструкции и справился с поручением превосходно. Так что, сэр Дэвид, примите мои поздравления. Помимо прочего, я попросил его позаботиться о двух людях, жизни которых угрожала немалая опасность. Шарп защитил их, да вот только интересы его высочества несколько изменились. Теперь эти люди нам более не нужны. — Лорд улыбнулся и провел тонким пальчиком поперек горла.
Бэрд поспешно поднял руку:
— Хватит, Памфри, помолчите. Не желаю слышать о ваших темных делишках.
— И поступаете весьма разумно, сэр Дэвид. Но, пожалуйста, уберите лейтенанта Шарпа как можно быстрее. Человек он, к несчастью, излишне простодушный, и мне не хотелось бы наживать врага в его лице. Думаю, он еще будет нам полезен.
В день отплытия город еще дымился. В воздухе уже ощущалась осень, принесенная холодным ветром из Швеции, но небо оставалось чистым, и его портило лишь огромное серое облако дыма, медленно дрейфовавшее над Зеландией. Город уже скрылся за горизонтом, а дым все еще висел над ним. Шарп думал об Астрид и, к счастью, уже не думал о Грейс, и хотя сомнения еще путали мысли, он, по крайней мере, знал, что будет делать дальше. Вернется в казарму, к прежним обязанностям квартирмейстера, но уже с обещанием, что в следующий раз, когда полк выступит на войну, о нем не забудут. А война придет обязательно. Там, за затянутым дымом горизонтом, лежала Франция, хозяйка чуть ли не всей Европы, и пока французы не разбиты, покоя не будет. Мир снова обретал солдатское лицо, а Шарп был солдатом.