— Чего не ведаю, того не ведаю.
— Да? А мне тут сказывали — с волколаком ты совладал зимой.
— Устинка с Егоркой языком мелят, что метлой метут?
— Потрепаться они здоровы, — согласилась Евдокия, усмехнувшись. — Сказали, еще что ты тому волколаку предложил мир и братание. Да он не согласился.
— Брешут. И про волколака, и про братание.
— Мы с тобой одной крови, ты и я. — произнесла Евдокия. — Не твои ли слова?
— Слушай. Не нужно повторять всякие глупости за этими бестолочами. Они от страха тряслись в землянке, так что мне не ведомо, что им почудилось. А про волколака я уже тогда им сказал — сие глупость.
— Не поэтому ли ты крепостишку ставишь? Не нового ли их прихода боишься?
— Есть существа по-страшнее волколаков.
— Кто же?
— Татары. Разбойники. Да даже свои собственные поместные дворяне, что с ума попятили от жадности.
Евдокия зло зыркнула, но промолчала.
— Не расскажешь, что ему воевода посулил?
— Нет.
— Петр мертв. Воевода уехал. Какой смысл молчать? Я хочу знать, к чему готовится. Ты ведь понимаешь, Петра твоего подставили под удар. Кто-то воеводу настроил против него. Он ведь в сотники метил. Не так ли? Понимаешь, что произошло?
Евдокия отвернулась. Молча.
Андрей с минуту подождал. Пока не догадался присесть рядом и не обнять ее. И теща зарыдала. Тихо. Просто чуть подрагивая. Но в три ручья.
— Его сгубили. Свои же. — вкрадчиво произнес Андрей.
И Евдокия не выдержала, начав подвывать, схватилась обоими руками за лицо.
— Что они ему сказали?
— Если бы я знала, — давясь слезами ответила она. — Он ничего мне говорил.
— Совсем ничего?
— Да. Он был словно одержим. Глаза горели. А сам словно не свой.
— Ясно, — примирительно добавил Андрей. — Я по осени в Тулу собираюсь. Если хочешь — поедем вместе. Зазимуешь у брата.
— И дочь оставить?
— Так вы с ней как кошка с собакой. Зачем тебе такая боль?
— Какой бы ни была, а все — моя дочь.
— Тогда тебе с ней помириться нужно.
— Нужно… — кивнула она. — А ты про волколака верно говоришь? Или меня успокаиваешь?
— Дались они тебе!
— Чую беду я. Мне надысь мать снилась. Манила. Сказывала, что соскучилась.
— Вздор это. — уверенно произнес Андрей. — Священники говорят, что верить снам не стоит. Ежели на утро благодати нет, то это не от Бога. Это Лукавый развлекается и душу бередит.
— Может и так. А все одно — чую беду. Не хочу ее одну оставлять.
Андрей кивнул.
Он не понимал — играла Евдокия или нет. А если играла, то в чем и зачем? Но ее эмоциональное напряжение чувствовалось. Но главное, он осознал, что снова чушь сморозил.
Ситуация достаточно сложная была.
Выйдя замуж за Петра Глаза Евдокия перешла в его семью и род. Ее старые родичи остались родичами, но род она сменила.