Я делаю маленький шаг вперед, и меня шатает.
Но я могу это сделать. Я справлюсь.
Мама бросается к двери и открывает ее для меня.
— Все нормально?
Я киваю и иду вперед.
Доктор прав, чем больше я двигаюсь, тем лучше. Я направляюсь в сторону сестринского поста и замечаю собравшихся вокруг телевизора медсестер. Некоторые зажимают рукой рот.
— О Боже мой! — ахает одна.
Я иду быстрее и замираю, когда телевизор попадает в поле моего зрения.
— Вот черт, — бормочу я. Я замираю с открытым ртом, и сердце тяжело бьется у меня в груди.
— Что такое? — спрашивает мама, глядя в ту же сторону.
На экране я вижу стоящего перед полицейской лентой репортера. На заднем плане мимо нее проносится поезд. Посреди автостоянки лежит чем-то накрытый предмет. Изображение женщины появляется на экране рядом с репортером. На фотографии красивая молодая медсестра.
Я не слышу, что говорят, но понизу экрана бегут субтитры. Репортер рассказывает миру, что Хейли Джонс, медсестра местной больницы, была найдена мертвой. В нее дважды стреляли, и, кажется, убийство было предумышленное, так как ничего не украдено.
— Черт, — вырывается у меня.
Я смотрю репортаж, и кровь в жилах стынет, капля за каплей. Мурашки бегут по коже. Я читаю бегущие по экрану слова и смотрю на фотографию.
Я видела это. Я видела, как ее застрелили. У парня был шрам на лице, и она его знала.
Она знала его. Она чертовски хорошо его знала!
Мое сердце бешено бьется, голова кружится, слова застревают на языке.
Слезы щиплют глаза, и через несколько секунд начинают течь по лицу.
— Лекси, — говорит мама, хватая меня за плечо. Я качаю головой, не в силах произнести ни слова. — Милая.
Ее голос полон беспокойства.
— Что происходит?
Чем больше я смотрю на экран, тем глубже погружаюсь в воспоминания о своем кошмарном видении. Я могла бы спасти ее. Я могла бы что-нибудь сказать. Я могла бы что-нибудь сделать… что угодно.
Хаос в моей голове заставляет комнату закружиться. Я дышу все чаще и чувствую, как сердце отчаянно колотится в груди. В горле застывает огромный комок, в животе все скручивается, потом раскручивается, и потом болезненно сжимается.
Крошечные черные пятна становятся все больше, и вот уже на глаза словно падает пелена, и ноги отказываются держать меня.
Я должна была что-то сказать … спасти ее. Я видела это, я видела все.
Я могла бы рассказать ей и спасти ей жизнь.
Что я натворила?!
— Угадай, кто приедет домой в эти выходные?
— Кто?
— Джереми!
— Сможет найти свободное время?
— Думаю, что да. — Женщина легкомысленно хихикает.
Открыв глаза, я вижу Дорис и другую медсестру; они стоят у моей кровати и разговаривают, одновременно проверяя мои показатели. Медсестра — не Дорис — ухватывает меня за руку, и я быстро отдергиваю ее.