- Эта кровь - наименьший дар, который я могу тебе преподнести! воскликнул юноша.
Лила нежно дотронулась до его лба.
- Глупый мальчик! - сказала она. - Зачем ты это сделал?
- Из любви к тебе, моя госпожа!
- Вечером в девять часов тебя проводят ко мне, - шепнула Лила. Он смотрел на нее так растерянно, что она рассмеялась. - Обещаю тебе. Как твое имя, красавчик?
- Бен-Гур.
- Так приходи в девять, Бен-Гур!
Носилки двинулись дальше. Возле Форума Юлий Цезарь горячо спорил о чем-то с Савонаролой. Увидев носилки, Цезарь резким жестом приказал центурионам остановиться. Он раздвинул занавески и пристально посмотрел на Лилу, окинувшую его холодным взглядом. Лицо Цезаря исказилось.
- За что? - хрипло пробормотал он. - Я. пресил, умолял, засыпал подарками, плакал, но ты неумолима. Почему, Лила, почему?
- А ты помнишь Боадицею? - спросила Лила.
- Боадицею? Королеву бриттов? Бог мой, Лила, что может она значить для нашей любви? Я не любил Боадицею. Я только победил ее в сражении,
- И убил ее, Цезарь!
- Она сама отравилась, Лила.
- Это была моя мать! - Лила обличительно указала пальцем на Цезаря. Убийца! Ты будешь наказан. Берегись мартовских ид, Цезарь!
Цезарь отпрянул в ужасе. Толпа почитателей, обступившая Лилу, издала возглас одобрения. Под ливнем розовых лепестков и фиалок она продолжала свой путь через Форум к Храму весталок. Там она рассталась с восхищенными поклонниками и вошла в святилище.
Она преклонила колени перед алтарем, произнесла нараспев молитву, бросила в пламя алтаря щепотку фимиама и сняла тунику. Она залюбовалась своим прекрасным телом, отраженным в серебряном зеркале, и вдруг почувствовала прилив тоски по родине. Она надела серую блузу и широкие серые штаны. На кармане блузы виднелись буквы ГСША. Стоя перед алтарем, Лила еще раз улыбнулась и... исчезла.
Она появилась вновь в Отделении Т военного Госпиталя Соединенных Штатов, где в нее с помощью пневматического шприца немедленно вкатили полтора кубических сантиметра тиоморфата.
- Вот и вторая, - сказал кто-то.
- Нужен еще один, - отозвался другой.
Джордж Ханмер сделал драматическую паузу и огляделся по сторонам. Он бросил взгляд на скамьи оппозиции, на спикера, восседавшего на мешке с шерстью, на серебряный жезл, лежавший на алой подушке перед спикером. Весь парламент, захваченный пламенной речью Ханмера, затаив дыхание, ждал продолжения.
- Мне нечего больше сказать, - проговорил наконец Ханмер. Его голос дрожал от волнения, лицо было бледно и серьезно. - Я буду бороться за этот билль до конца. Я буду бороться за него в городах и селах, на полях и в малых деревушках. Я буду бороться за этот билль до самой смерти, а если богу будет угодно, то и после смерти. Пусть совесть почтенных джентльменов решит, вызов это или молитва. Я уверен и убежден только в одном: Суэцкий канал должен принадлежать Англии!