— И что у них так все запущено? — спросила вдруг, хотя и сама вроде нисколько об этом не думала. — И в избе, и во дворе, даже огород весь зарос. Прибрать не могут, что ли?
— Это ты про Воиновых?
— Про кого ж еще.
— Ну, Онька-то беременная, какая из нее работница. По-моему, и так даже лишнего бегает…
— Разве?! А я-то… Я думала, с рожденья уж такая она, кругленькая вся…
— Потому и не очень заметно у нее, хотя и рожать скоро. А Ваня — он целыми днями в лесу. Ты, я смотрю, тоже думаешь, что лесник — это всего-навсего лесной сторож, да? — В голосе Алексея открыто прослышалась готовая обида. — Да ты знаешь, только усторожить лесной массив, который в три дня не обойдешь, и то каких трудов стоит! За один-то обход насмерть забьешь ноги, а тут — каждый день, да еще не по одному разу.
— А чего его больно сторожить? Стоит себе и стоит, — поддразнила Варька, повеселев и сама сознательно радуясь этому.
Алексей, кажется, не расслышал ее и не понял беспричинной веселости, но попал ответом в самую точку:
— У нас в Засурье смотрят на лес как на свое подсобное хозяйство: вышел, нарубил, где сколько хотел, привез… И каждый старается урвать побольше, про запас — не замечала, сколько дров гниет в Синявине в поленницах? И попробуй тут уследи. Как будто у лесника только и делов — бегать да высматривать порубщиков. На нем и санитарные рубки, и семя-, и сенопоставки, у многих в хозяйстве — питомники. Вырубить лес — раз плюнуть, вырастить его — в сто раз труднее. А это и есть главное дело лесника. Это плохой лесник скатывается до простого сторожа, а Ваня не из плохих. Вот и не доходят руки до кордона и личных удобств…
— Да я же просто так сказала, чего ты взъелся? — Варька тряхнула Алешину руку и засмеялась. — Улыбнись сейчас же, а то и я обижусь. Ну, кому говорят! Вот-вот, еще, еще!
Подростовый лес кончился, впереди высоко встали островерхие пики рослых елей. Тропинка внезапно развязалась на нитки и пропала, запуталась в густой траве, но Алексей вел по-прежнему смело, из яркого света они вступили в полумрак, словно с улицы в сени, и Варька невольно съежилась, придержав шаг.
— Что? Страшно? — Алексей накинул ей на плечи свой пиджак, защитно притянул к себе.
— С тобой — нет. А ты никогда не боишься в лесу?
— Нет.
— Даже ночью? Вот нисколько-нисколько?
— Никогда. Ни ночью, ни днем. Даже в мальцах нисколько не боялся. Чай, с колыбели в лесу. Как научился ходить — так сразу с порога в лес. Да и чего бояться его? Он и кормилец, и поилец, как любил приговаривать отец…
— А… волки? — отвлекая Алексея, выискала Варька самое страшное, что знала на свете. Часто слышала она в деревне: волки порезали овец, волки растерзали собаку, волки напали на человека и чуть не загрызли.