– Да, конечно, Георгий Степанович помог ей встать на ноги.
– А какие отношения у Бориса Аввакумовича были с зятем?
– По-моему, нормальные. По крайней мере, мне Боря никогда ничего плохого о нём не говорил.
– А вам нравятся картины Ильи Незвецкого?
– Да, очень, у меня даже есть одна его маленькая картина. Мне Боречка подарил, – похвасталась Эмма Даниловна и спросила: – Хотите, я вам покажу?
– Очень!
– Тогда пойдёмте, она у меня в спальне висит, – Кудашова встала и направилась к двери.
Маленькая спальня была выдержана почти в спартанском стиле. Узкая кровать, комод, небольшое трюмо со старомодными статуэтками, по-видимому, доставшимися Кудашовой от родителей или даже от бабушки с дедушкой. В углу шифоньер «времён очаковских и покоренья Крыма», рядом с ним книжный шкаф. Возле кровати два пуфика.
А над кроватью висела та самая картина, ради которой Эмма Даниловна и допустила гостей в святая святых. На картине был изображён залив, по берегу заросший камышами, тростником и дикими жёлтыми ирисами. А чуть дальше на глади воды широкие листья кувшинок, два цветка: один белый, один розовый. А на листьях грелись под лучами восходящего солнца жёлтые птенцы озёрных уток и… лягушки. Над всем этим пейзажем, радующим и умиляющим взор, нависали ветви старой ветлы.
– Правда, очаровательно? – тихо спросила Эмма Даниловна.
– Правда, – согласилась Мирослава.
А Морис только кивнул. Очарование картины заключалось не столько в простоте изображения, сколько в том, как это всё было изображено. Зрителю невольно казалось, что он слышит шёпот ветвей и камыша, ощущает запах озёрной воды. И было такое ощущение, что стоит только пошевелиться, и лягушки попрыгают в воду, и птенцы поспешат на середину водной глади. Кажется, это и называется не просто мастерством художника, а наивысшим проявлением искусства.
Морису невольно вспомнилась древнегреческая легенда. То ли быль, то ли небыль. Два художника Зевксис и Паррасий не могли решить, кто же из них более талантлив. И вот в назначенный день художники принесли свои картины, прикрытые тканью, на площадь. Зевксис снял ткань с картины, на ней была изображена гроздь винограда. К ней тотчас слетелись птицы и стали клевать нарисованный виноград. Зрители рукоплескали художнику.
Когда же попросили снять покрывало с картины Паррасия, он ответил, что это невозможно, так как покрывало нарисовано. И тогда Зевксис склонил голову перед соперником, произнеся: «Ты победил. Я смог обмануть глаза птиц, а ты обманул глаза живописца».
Из задумчивости Мориса вывело прикосновение Мирославы.