В этот момент дверь спальни распахнулась, и в щель просунулись две головы. Шкодливо скалящаяся блондинистая и смущенная брюнетистая.
— Проснулась? О-го-го! — увидел мое налобное украшение Лекс. И вошел в комнату. — Ничего себе! Па-ап, тут без целителя не обойтись. Она не сможет так выйти из дома.
— Да. Кхм. Эрика, вы как? Нет, мы с Лексом слышали, что вы думаете по поводу этого... Но в целом, самочувствие как? Голова не кружится? Светобоязнь? Тошнота?
— Есть хочу, — сообщила я, подумав и проглотив рвущиеся на волю слова, что некоторым моим начальникам стоит пропить курс успокоительных травок и не бегать по ночам за девушками.
— Приказать подать сюда?
— Зачем же? — Я перевела взгляд на зеркало, погримасничала. — Будем считать, что аристократы этого дома немного... того. То ребёнок щеголяет с подбитым глазом. То лорд является разукрашенным как ярмарочный столб. То юная леди сияет звездой во лбу.
— Я не ребёнок!
— Я не ярмарочный столб!
Возгласы двух потомков древнего рода слились в общий.
— То есть с тем, что у меня во лбу звезда горит, вы согласны. Ладно, — покивала я головой. — Вот значит, ступайте к столу, я скоро спущусь. А можете подождать. Я приведу себя в порядок, выйду и буду освещать вам путь в столовую.
Мальчишка заржал, зажал рот руками, поняв, что смеяться над несчастной девушкой грешно́, но всё равно не мог перестать хохотать. У лорда Риккардо подергивались щеки в попытке сохранить лицо.
— Смейтесь-смейтесь, что уж теперь, — откинула я за спину выпавший из прически локон.
Тут вспомнила, что у меня дырка на чулке, а я стою без обуви, и ее видно. Быстро поджала правую ногу и спрятала позорище.
— О-ой, я не могу-у-у, — простонал Лекс. — Па-а-ап, я прощаю тебе всех твоих любовниц. Стоило потерпеть и в итоге заполучить ее. Но ты видел? Видел? А меня ругаешь, когда у меня носки рвутся.
— Лекс! — свела я брови и поморщилась. Хмуриться больно.
— Простите, леди, — поклонился мне маркиз. — Я жду вас внизу. И лекарь скоро приедет, за ним с утра уже послали.
Вышел, утащив за собой сопротивляющегося хохочущего отпрыска, и аккуратно прикрыл дверь. И лишь после этого дал волю чувствам. Да-да, я всё слышала! И этот тихий низкий смех тоже!
За столом пришлось держать лицо и улыбаться. Причем не потому, что я смущалась или злилась. Я уже смирилась с тем, что все видели, что с моим лбом, и прятать синяк под челку или платок бессмысленно. Что уж теперь.
А потому, что маркиз ди Кассано, чувствуя себя ужасно виноватым, даже на работу решил ехать позднее, чтобы как-то загладить свою вину передо мной.